— Может, еще спросишь, как прошла ее брачная ночь с нашим хабиби, а? — разъяренно шипит Аида, швыряя на стол вилку с наколотым на нее кусочком курицы. От ее высокого крика дребезжат бокалы на столе и бутылка с откупоренным безалкогольным испанским вином, которое девушки ещё не успели пригубить. — Даже глухой бы услышал ее безумные крики! Да, Джамаль! Еще, Джамаль! — театрально изображает мои стоны Аида, заставляя меня ощутить, как к щекам и груди приливает кровь — но не от стыда и излишней скромности, а от разрывающего нутро гнева. Будь моя воля, я бы сама с удовольствием насадила эту рыжую «курицу» на вилку… сжимаю кулаки до побелевших костяшек, пытаясь взять излишние эмоции под контроль.

— Я думаю, их мог услышать только тот, кто стоял за закрытой дверью спальни и подслушивал. Или лежал, верно? Например, коврик для ног, — выпаливаю я, кидая на дьяволицу уничтожающий взгляд. Ух, не выдержала. Опустилась и я до оскорблений. Этого делать не стоит, но все мы люди, а не железные роботы, которые способны безоговорочно совладать со своими эмоциями. Аида гордо приподнимает подбородок, демонстративно скрещивая руки на вздымающейся из слишком открытого декольте груди.

— Девочки, нам лучше не разговаривать или придерживаться нейтралитета, — почти сразу предлагаю я, вспоминая о том, что наказал мне Джамаль. К тому же у меня сейчас действительно есть проблемы важнее, чем разборки с его женами — мои мысли заняты мужем и тем, что сейчас решается на собрании, судьбой Резы и Эмилии. Дурное предчувствие не дает мне дышать, лишает способности отвечать Лейле и Аиде с холодной отстранённостью и вежливостью.

— Медина, я поддерживаю твое предложение, — нарушает искрящуюся ненавистью и напряжением тишину Лейла. — В конце концов, я уважаю Джамаля и принимаю его выбор. Но ты должна понять, что рано или поздно он будет навещать нас и жить с нами. С каждой из нас. Таковы законы этой страны — каждой жене должно уделяться одинаковое количество времени и внимания. Давайте договоримся жить дружно, девочки. И не вставлять друг другу палки в колеса. Как ты на это смотришь, Ида? — раздвигая губы в неуверенной улыбке, Леа переводит взгляд с меня на «подружку», пока та задумчиво разливает вино по пустым бокалам, хотя обычно этим занимается прислуга. Длинные расклешённые рукава ее платья слегка касаются краев стекла, что вызывает во мне приступ тошноты и отвращения — мне не очень-то хочется пить что-либо из рук этой дряни. Даже если это вино Джамаль выбирал лично.

— Спасибо, Аида, — Лейла протягивает один из бокалов мне, а я не отрываю внимательного взгляда от Иды, что сразу принимает мой невербальный вызов и с импульсивным рвением опустошает бокал почти залпом со словами: — Что ж, давайте все выпьем за счастье молодых! — честно говоря, не прикоснись она губами к бокалу, я бы не стала пить это вино, да и сейчас нет желания пить псевдо-алкогольный напиток, разрешенный в этой стране. Я принимаю бокал из рук Лейлы, ощущая, как подрагивают приподнятые уголки неестественно натянутой улыбки. Какой-то отвратительный маскарад лицемерия, змеиный круг, в котором я не хочу участвовать. Но как же трудно сдерживать свою стервозную натуру, когда сама находишься в логове, кишащим ядовитыми кобрами.

— Довольна, Лейла? Теперь твоя очередь поздравлять Медину. Или, может, дадим сначала слово невесте? — чуть более спокойным и цивилизованным тоном язвит Ида, по-прежнему пренебрежительно скривив пухлые губы, отчего они мгновенно становятся тонкими.

— Аида, милая, успокойся, пожалуйста. Ты бы себя со стороны видела. Я тебя вообще не узнаю в последнее время, — Леа с искренней заботой дотрагивается до плеча рыжей змеюки, вызывая во мне смутные чувства. Даже жалко ее — слишком девочка мягкотелая, совершенно не замечала все эти годы, как «скромная» Аида незаметными шагами смещала свою «подругу» на второй план в их семейной иерархии. Впрочем, мне плевать. Смотаться бы из этой ядовитой дыры, а точнее столовой, поскорее. И салат с собой прихватить — вкусный.

— Я не могу успокоиться, Леа! Не мо-гу! — ударяет кулаком девушка, сметая на пол одну из тарелок, окончательно выходя из себя. Нас с Лейлой одновременно передергивает от мерзкого звука, расставившего акценты в яростных стенаниях Аиды.

— Что за Шайтан в тебя вселился… — глаза Лейлы округляются от ужаса, когда она убирает остальные тарелки от Аиды, стараясь уберечь марокканскую глину, из которой они сделаны.

Да он всегда в ней сидел, наивная, — хочется сказать мне, но я продолжаю благосклонно наблюдать за истерикой одной из женушек Джейдана.

— Ты совсем ослепла, Лейла. Не видишь, куда нас она приведет, если позволим ей. делать все, что захочется! Мы на улице с тобой останемся, понимаешь? Униженные и брошенные разведенки. неужели ты не хочешь бороться за нашего Джамаль-джана?

— Его выбор уже сделан. Я сама видела, как он смотрел на нее вчера перед муллой и свидетелями. — тихо, недооценивая мой слух, шепчет Лейла, стараясь угомонить Аиду, у которой уже не только рот дрожит, но и веки дергаются, тяжелеющие под густыми слоями черной туши.

— Не могу поверить в то, что все это происходит с нами… — тяжело дыша, картинно выдыхает Аида, пока я не решаюсь прекратить этот концерт и балаган, от которого уже голова начинает на две части раскалываться, а кровь в висках стучать и пульсировать безостановочным набатом.

— Придется поверить, Аида. И я, пожалуй, пойду, раз в моей компании вы начинаете бить тарелки и метать вилки во все стороны, — встаю из-за стола, но вездесущая Аида мгновенно копирует мое действие, горячо выпаливая прямо в лицо:

— Что ты такого делаешь с ним, кхара? Что не делаем мы, а? — миловидные черты лица девушки искажает гримаса боли и ярости, ревности и внутренней агонии, в которой она сжигает сама себя. Я же пытаюсь держать сдержанную «маску королевы», но хватает меня ровно до тех пор, пока она не начинает давить на болевые точки. — Что ты с ним делаешь, а? В рот берешь? — выплевывает Аида, взмахивая копной рыжей волос. Лейла невольно вздыхает, когда слышит от рыжей такие «грязные», по их меркам, выражения. — Так я тоже брала, шармута, даже не сомневайся. И Джамаль просил ещё и ещё. После нашей свадьбы, Лейла подтвердит — он не мог насытиться мной, и я думала, это будет длиться вечно. я никогда так не ошибалась. Я была той единственной, что удовлетворяет все его желания! И не смотри так, на меня, Лейла. Мы обе знаем, что в постели ты недотрога и скромница! Ты сама со мной этим делилась, — вставляет в свой монолог Аида, ловя на себе обидчивый взгляд Леа. — Что, правда глаза колет, шармута? Скажи мне, каково это — третьей быть? Третьей. после меня ты с ним трахалась, слышишь? А мы, поверь, это делали часто до той проклятой поездки в Нью-Йорк. Однажды я неделю из его спальни не выходила… думаешь, он тебе говорит что-то особенное? Самая горячая, самая страстная женщина… все я это слышала первая. Что только я могу его голод утолить, шептал мне. Каково тебе, Медина? Каково знать, что я тоже его когда-то так с ума свела, что в жены меня взял даже? И тебя теперь. подобрал, как и меня. История повторяется. Кто следующий?! — горько усмехается девушка, и все в ее позе «кричит» от боли вместе с ней. Но я не хочу ее понимать, она вызывает во мне лишь жалость и отвращение, желание сбежать отсюда и навсегда забыть все, что я только что услышала.