Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кассеты нет – значит, и реальной опасности нет. А из-за непонятных принципов так безрассудно рисковать! Да, ему, Вепреву, неделю назад, когда он только получил задание разобраться с шустряками-рекламистами, работа тоже не казалась сложной. Но профессионал тем и должен отличаться от уличного хулигана, что ярость не застилает ему глаза.
Акция оказалась обоюдоострой – почему бы не поискать компромисса? Вепрев и сейчас не боится Велегурова и его очкастого шефа. Хотя, скажем так, начинает их всерьез опасаться. И тем не менее он, как профессионал, готов сражаться с кем угодно. Но из-за чего? Было бы из-за чего!
Если бы Жаба был нормален, Константин высказался бы прямо. Но он не забыл обещание Прохорова показать Вепреву дорогу к Блондину. Как известно – покойному, погребенному под тремя метрами мусора на полигоне захоронения твердых отходов.
Ладно, Блондин сдох за дело. А за что Прохоров грозил ему? За то, что попытался высказать здравое сомнение в планах Жабы.
И тут до Вепрева вдруг дошло, что, может, логика Прохорова и в самом деле недоступна для него. Ведь Прохоров уже умирает. Он практически полутруп. Эллочка, предвидя недалекое будущее, сказала вчера, что приступы теперь происходят по два-три раза в день. А врач шепнул ей, что осталось недолго. Так что логика Прохорова – это логика умирающего. Но он-то, Вепрев, собирается еще пожить…
Бунтарские мысли прервал тихий клекочущий смех босса.
– Ты, часом, меня не похоронил? – Он уставился на подчиненного веселым глазом. Добродушно колыхались толстые складки на улыбающемся лице. Правда, вмиг похолодевшего Вепрева прохоровской улыбкой не обмануть. Он не забыл, как улыбался Жаба, беседуя в последний раз с Блондином.
– Да что вы, Анатолий Алексеевич! – искренне испугался Константин. – Вам вроде намного лучше! По крайней мере внешне.
Похоже, пронесло. Доброе слово и кошке приятно. Вепрев мысленно протер взмокший лоб, но доставать платок не решился.
– Так что у нас там? – спросил Прохоров, приглашая к деловой части разговора.
– Неважно, – честно сознался подчиненный.
– А что так? – все еще улыбаясь, спросил босс.
– Мы очень недооценили их возможности.
– Валяй. Говори открыто. – Прохоров откинулся на спинку дорогого кресла. И Вепрев вдруг решился:
– Мы неверно их определили психологически. Мы решили, что, удалив Ивлиева, лишим их силового прикрытия, а главное, воли.
– А что получилось? – подбодрил Жаба своего замолчавшего подчиненного.
– На мой взгляд, мы перестарались.
– В каком смысле?
– Мы зажали их в угол. Мы угрожаем отнять у них самое дорогое. Мы практически вынудили их к безрассудному сопротивлению. Помните ориентировку на Велегурова? Он же псих! Его единственная жизненная мотивация – эта девка. Береславский – то же самое.
– Тоже псих? – усмехнулся Прохоров.
– Нет. Но ему тоже не оставили выбора. В итоге он стал таким же отмороженным. А неумение стрелять компенсирует связями и активностью. Дальше продолжать?
– Конечно, – приветливо улыбнулся Прохоров. – Даже Сталин выслушивал всех своих военачальников. Перед тем как принять решение.
«Наградить или расстрелять, – тревожно подумал Вепрев. – Надо быть начеку!» А вслух продолжил:
– С Ивлиевым тоже нескладно получилось.
– Что такое?
– Утром он бежал, – вздохнул Константин. – Бархоткина грохнул. Насмерть. Из «стечкина». Это уже второй «двухсотый», не считая раненых. Хотя, может, оно и к лучшему.
– Почему ты так считаешь?
– Его все равно надо было выпускать. Мы планировали изъять старика на три дня, а держали неделю. Как бы не законфликтовать с его коллегами. А теперь, с трупом, им тоже лучше все замять.
– Какие еще результаты? – спросил Прохоров. Улыбка исчезла, лицо стало привычно непроницаемым. «Знал заранее», – даже с облегчением подумал Вепрев. Вспышки гнева Жабы могли иметь самые страшные последствия.
– Сегодня – последний день ультиматума Береславскому, – опустив глаза, сказал Константин.
– Каковы ожидания? Только откровенно.
– Неважные у меня ожидания, – честно сказал подчиненный. – Мы его знаем по прошлому делу и нынешним контактам. Он не сдаст Велегурова. И он что-то затеял. За эти дни дважды уходил от слежки. Долго был вне поля зрения.
– А заменить твоих лохов некем?
– Он действительно здорово водит машину. И легко идет на риск.
– Заметь, собой рискует. Хотя и это неожиданно. Ты думаешь, он женой с дочерью тоже рискнет?
– Не думаю.
– Но они под контролем?
– Да, люди в Испании ждут команды.
– Ну, так чего дергаешься? Если не захочет нам помочь, сначала похоронит близких и снова подумает.
– Я боюсь, он не будет спокойно ждать похорон.
– Вот, – удовлетворенно сказал Жаба. – Произнесено наконец. Ты сказал – «Я боюсь»! Почему, черт возьми, ты его боишься? Почему, имея десятки бойцов и неограниченные финансы, ты кого-то боишься?
– Потому, Анатолий Алексеевич, что мы необоснованно и собственноручно родили себе опаснейших врагов! Я по-прежнему считаю, что я с ними справлюсь…
– Нет, – огорченно вздохнул Прохоров. – Не справишься ты с ними. Ты усомнился в командире, Вепрев. И это твоя непростительная ошибка.
«Все», – понял Константин. И еще он четко понял, что Жаба принял решение по нему до разговора. Как с Блондином. Но сдаваться сразу не собирался.
– Я все-таки хотел бы довести дело до конца, – превозмогая страх перед этим живым трупом, сказал он. – Вопрос профессиональной чести.
– Нет, Костик, – отказал Прохоров. – Ты будешь заниматься другими вопросами. А дела завтра сдашь новому человеку. Я при вас подпишу приказы.
«Теперь точно – все», – уже почему-то без страха, почти спокойно подумал Вепрев. Но сутки у него есть. Если не поддаваться панике и Жабьим обещаниям, то еще можно выжить. Может быть, попробовать связаться с Береславским? Или просто сбежать? И выждать, пока эта гадина сдохнет!
– Как скажете, – тихо сказал он. – Я выполню любое ваше приказание, вы же знаете.
– Знаю, Костик, не расстраивайся, – улыбнулся Прохоров. – Неудачи случаются у всех. Можешь идти.
Но не успел Константин подняться, как в кабинет вошла дрожащая Эллочка. Она не просто была испугана, она именно дрожала, сжимая в вытянутой руке сложенную вдвое бумажку.
– Что это? – спросил Прохоров.
– Это вам, Анатолий Алексеевич. – Чуть не плача, Эллочка протянула ее Жабе.
– Ну что еще тут? – буркнул тот, выхватывая своей лапой листовку. Развернув, посерел. Потом молча отдал Вепреву. Константина затопила бешеная радость возвращения к жизни: неизвестно, надолго ли, но – прощен.