Едва Катерина нагнулась, чтобы протереть ссадины, как почувствовала, что за воротник потекла жидкость с резким запахом спирта. Она ощутила ее на подбородке и голове.

— Что вы делаете?! — выкрикнула она беспомощно.

— Вы так сильно приложились где-то, что приходится оказывать вам первую медицинскую помощь. У пьяных открытых ран всегда много. Сейчас составим протокол, вызовем «скорую», приведем вас в порядок. А паспорт у вас с собой?

— Нет.

— С сотрудником милиции в чине старшего лейтенанта без паспорта разговаривать не положено. Откуда я знаю, кто вы? По пьяни можно назвать себя кем угодно, хоть любовницей какого-нибудь министра. А в протокол я так и запишу: «У пьяной гражданки, чью личность установить не удалось, во избежание несчастного случая на дороге был изъят велосипед». Сейчас найдем понятых. — Инспектор вышел к дороге и поднял жезл, останавливая старенькую «Мазду» и автобус ПАЗ. Первым подбежал к нему шофер ПАЗа.

— Привет, шеф. Тороплюсь. В чем дело?

— Садись в машину и жди. Что бегаешь? Займи рабочее место.

Затем инспектор подошел к легковушке:

— Инспектор ГИБДД старший лейтенант Бегунков. Предъявите документы на машину и удостоверение на право вождения!

— Начальник, у меня доверенность просрочена. Всего на три дня…

— Выходи, пойдем со мной. — Они вошли в будку. — Нарушаешь. Что мне с тобой делать?

— Вот триста рублей, прости. Ты ж меня знаешь…

— Хорошо, хорошо. — Он переложил деньги в карман. — Выйди и подожди меня пару минут. Инспектор Бегунков подошел к водителю автобуса:

— Опять халтура?

— Я же за каждый рейс отстегиваю… За мной долгов нет.

— Давай до конца смены подъезжай. Не опаздывай. А сейчас выходи. Подпишешь протокол освидетельствования. Задержал я даму на велосипеде. Пьяная, кричит, угрожает, вся в кровяных подтеках. Стой, а я пошел за вторым свидетелем. — Инспектор собрал их вместе и громко заявил: — Уважаемые водители. Я, старший лейтенант Бегунков, задержал пьяную женщину, чью личность не могу установить. При себе у нее нет никаких документов. Прошу вас письменно засвидетельствовать, что по всем внешним признакам она пьяна, а на многих частях ее тела свежие ссадины и ушибы. Подойдите к ней, осмотрите. В случае сомнений принюхайтесь. От нее несет как из бочки с брагой. Если я прав, подписывайте. И больше правила дорожного движения не нарушайте!

— Он говорит неправду, — рванулась Лоскуткина. — Я вообще непьющая…

— Кто же в России признается, что хватанул лишка? — усмехнулся водитель автобуса. — А от тебя действительно несет, за версту почувствуешь. Извинилась бы, подбросила деньжат. Покаялась бы. Инспектора — тоже люди… Чего тут шуметь?

Второй водитель был краток:

— Свидетельствую, инспектор: женщина пьяная в стельку.

— Пока не предъявите документ о собственности на велосипед, я его задерживаю. У вас срок три месяца. Если не докажите свои права, он будет конфискован и продан с аукциона.

— Куда вам ехать, женщина? — спросил водитель ПАЗа.

«Что делать? — мысленно прикидывала Лоскуткина. — Нестись в прокуратуру? Ехать к старушке? Или сдать кровь на анализ? Все по порядку. Надо доказать, что я не пьяна. Наша межрайонная лаборатория может сделать тест на алкоголь. В семи километрах отсюда Стрешнево. Значит, после медицинского освидетельствования я направлюсь к знахарке. Через три-четыре дня обращусь в прокуратуру. Так и поступлю!» Вслух она спросила:

— До райцентра Багатай вам по пути?

— Платишь сто двадцать рублей? — насторожился шофер.

— С билетом или без?

— Без. Какой еще билет.

— Ну что ж, тогда плачу сто двадцать минус двадцать, то есть сто рублей.

— Почему минус двадцать?

— НДС ты не платишь — значит минус.

— Ах вон ты какая! — ухмыльнулся водитель. — Садись в машину. Теперь уже сомневаюсь, что пьяная.

Свободное место оказалось рядом с водителем. Катерина уселась, оплатила проезд, и автомобиль, урча, двинулся вперед.

— Ты чего завелась? Не знаешь, что с милицией у нас не спорят? Они, слава богу, никогда не берут все. Двадцать— тридцать процентов от навара или от штрафа. Это еще похристиански… Краевые менты до пятидесяти процентов требуют. Поэтому я стараюсь на местных линиях калымить. Не горюй, дашь мне пятьсот рублей — я твой велик вытащу.

— Я это дело так не оставлю. Сейчас сдам анализ на алкоголь, найму юриста, обращусь в прокуратуру, в краевые органы МВД. Если понадобится, пойду и дальше, только этого негодяя с работы вытурю. Его наглости нет предела. Облил меня с ног до головы водкой, а потом обратился к вам, так называемым свидетелям: дескать, подтвердите, уважаемые, что от задержанной несет спиртом. Простить такое невозможно. Россия — наша страна, если мы хотим ее любить, то прежде всего она должна вызывать уважение. Если нам все безразлично, то кроме ненависти чувств к ней не будет. А я хочу реализовать себя как активный член общества и предприниматель. Поэтому мне не только не все равно, мне ужасно больно за этот мерзкий случай.

— Ты на меня не серчай. Я человек зависимый. Кручусь перед разными государственными служащими как уж на сковородке. Если станешь в позу перед милиционером, фискалом, судьей, прокурором, чиновником мэрии, пожарником, гигиенистом — тебе хана. Жизни не будет. Они ее с удовольствием отберут. Ни брезгуя, не остерегаясь, не испытывая угрызения совести ни перед кем. Я тебе, как отец, советую, подожми хвост, успокойся, забудь, что такое жалоба в высшие инстанции, — всю это муть никудышную. И тихо занимайся своим делом, да не забывай подкармливать эту братию. Я не знаю, чем ты на хлеб зарабатываешь, но никогда не качай права перед властями! Читала «Ревизор» Гоголя? Двести лет прошло, а мало что изменилось. Нынешний бюрократ стал нахрапистей. Аппетит и амбиции его сильно возросли. Скажу тебе по секрету, — водитель резко крутанул руль и перешел на шепот, — русский человек никогда своих чинуш не победит! Нас спасет от них лишь иноземное владычество. Ох как я хотел бы, чтобы нас завоевала Европа! Ихний комендант города, какой-нибудь итальянец или голландец, мне во сто крат милее собственного градоначальника! Смотришь европейские фильмы, читаешь книги, наблюдаешь по телику дебаты в Страсбурге — народ-то вполне симпатичный. И почему только наши правители не открывают Россию, чтобы сюда публика хлынула, обжила наши безбрежные пространства? За Волгой ведь пустоты! Людей не сыщешь! Вымерли! Один человечек на два километра! Да, русский народ вымирающий! Если так дальше пойдет, то через пятнадцать — двадцать лет за нами сохранится лишь небольшая европейская часть. Останется миллионов семьдесят населения. Тридцать процентов из них опять будут жить в нищете, сорок — в бедности, остальные проедать нажитое. Династия Романовых три века привлекала иностранцев в Россию, давала им земли, налоговые льготы, культурные автономии. Вот бы и сейчас такую же политику! Только в Германии более двухсот тысяч человек ежегодно покидают родные места и расселяются по миру. Привлечь бы их к нам, даже, пожалуй, заманить. Ведь прямая выгода! Немцы — народ дисциплинированный, талантливый, работать любят. А Израиль как поднялся! Выходцами из России он окреп, вышел в мировые лидеры по многим экономическим показателям. Дать каждому еврею по пять гектаров земли бесплатно, так они своими кибуцами заполонили бы Россию. Тогда мясо и рыба, овощи и фрукты наконец появились бы в магазинах не по бешеным, а по доступным ценам. Рабочие места возникли бы, зарплата подросла до европейских стандартов, приличное жилье появилось, жизнь обстроилась! А то живем как в XVIII веке, а продолжаем наращивать грозное оружие! Никто у нас не признается, — тут голос шофера совсем притих, — что третья мировая война, начатая в 1951 году, в 1989-м была проиграна. Мы оказались проигравшей стороной, поэтому и развалились. Это была война экономических и технологических потенциалов. Идеология гналась за миражом и канула в Лету. В 2009 году, после мартовского декрета президента Обамы, разрешающего исследования стволовых клеток, то есть бюджетное финансирование генной инженерии, началась четвертая мировая война. Она станет глобальным генетическим и демографическим противоборством. Тот, кто победит в этой, видимо, последней войне, окончательно овладеет миром. У нас на это обстоятельство никто не обратил внимание. Я уверен, что и в ней мы проиграем. Я не паникер! Но в жизни, куда нас насильно погрузили, ничего нам не светит. Я русский офицер, а из меня жизнь сделала артиста. Моя роль — угождать власти. Чем больше в этом низменном деле я наработаю мастерства, тем прочнее окажется мое положение. И это не абстрактные рассуждения. У меня семья, трое детей! Значит, я кругом зависим. И таких, как я, множество! Кому передать обязанности по уходу за детьми? Ведь кормить и одевать их нужно ежедневно. Так что ссориться с властью — непрактичное мероприятие. Уступить — выгоднее! Ты меня поняла, дочка?