– Только потому, что вел я.

Я опять рассмеялась.

– Конечно.

– Твое сомнение меня ранит. – Он отвернулся и потянул меня за руку. – Ты сказала, тут есть скамейки? Погоди. Я их вижу.

Я уставилась в темное пятно, которое, как я считала, было его затылком.

– Как ты можешь видеть эти скамейки?

– А ты разве не видишь?

Я прищурилась, вглядываясь во мрак.

– Э… нет.

– Наверное, у меня зрение лучше.

Я закатила глаза.

– Кажется, ты сказал, что видишь их, и мы, наверное, сейчас о них споткнемся…

– Вот же они.

Хоук остановился и, что невероятно, сел так уверенно, будто прекрасно видел скамейку.

Я уставилась на него с отвисшей челюстью. Боги, он ведь может видеть, как я ловлю ртом воздух, словно умирающая рыба! Я захлопнула рот. Наверное, зрение у Хоука и правда лучше моего.

Или мое зрение хуже, чем я думала.

– Не хочешь сесть? – поинтересовался он.

– Я бы села, но в отличие от тебя не вижу в темноте…

Я ахнула, когда он потянул меня за руку вниз. Не успела я ничего понять, как очутилась у него на коленях – на коленях!

– Удобно? – спросил он, и по голосу мне показалось, что он улыбается.

Я не нашла слов. Он по-прежнему держал меня за руку, а я сидела у него на коленях и могла думать только о той части дневника Уиллы Колинс, где она описывала, как сидела на коленях у мужчины. На них было меньше одежды…

– Нет, тебе неудобно. – Он обхватил меня одной рукой за плечи и боком прижал к своей груди. – Вот. Так гораздо лучше.

Правда, стало лучше.

И не лучше.

– Не хочу, чтобы ты замерзла, – добавил он, и его теплое дыхание коснулось моего виска. Он настолько выше меня, что даже сидя я по-прежнему не достаю макушкой до его подбородка. – Мне кажется, это одна из моих важных обязанностей на посту твоего личного королевского гвардейца.

– Так вот что ты сейчас делаешь? Защищаешь меня от холода, усадив к себе на колени?

– Вот именно.

Его рука легла на мой бок, обжигая клеймом. Я уставилась туда, где по моим представлениям должно быть его горло.

– Это очень неприлично.

– Неприличнее, чем читать непристойный дневник?

– Да, – настаивала я, хотя мои щеки вспыхнули.

– Нет. – Его раскатистый смех прокатился по моему телу. – Я даже не могу солгать. Это неприлично.

– Тогда почему?

– Почему? – Его подбородок коснулся моей макушки. – Потому что я так хочу.

Я моргнула: раз, потом другой.

– А если я не хочу?

Он опять рассмеялся, и по мне пробежала новая резкая волна дрожи.

– Принцесса, я уверен, что если бы какие-то мои действия были тебе неугодны, то в следующий миг я лежал бы с кинжалом в горле. Даже если ты не видишь в темноте дальше собственного носа.

Ну…

– Кинжал ведь при тебе?

Я вздохнула.

– Да.

– Пойми же, – он отпустил мою руку, и я уронила ее на колени, – нас никто не видит. Никто даже не знает, что мы здесь. Насколько всем известно, ты в своей комнате.

– Все равно это безрассудно по многим причинам. Если сюда кто-то придет…

– Я услышу заранее.

Я не успела возразить, что его слух не может быть таким же острым, как зрение, потому что он добавил:

– А если кто-то и придет, то не будет знать, кто мы.

Я отодвинула назад голову, создавая между нами немного пространства.

– Вот для чего ты привел меня в это место?

– Для чего же, принцесса?

– Чтобы… вести себя неприлично.

– И зачем же мне это делать? – спросил он, понизив голос и коснувшись моей руки.

– Зачем? Это вполне очевидно, Хоук. Я сижу у тебя на коленях. Сомневаюсь, что в таком положении ты ведешь невинные беседы.

– Я очень редко делаю что-то невинное, принцесса.

– Да ладно? – пробормотала я.

– То есть ты предполагаешь, что я привел тебя сюда, а не в какую-нибудь уединенную комнату с кроватью, чтобы повести себя особенно неприлично?

Он провел кончиками пальцев по моей правой руке.

– Именно это я и говорю. Хотя лучше всего было бы отвести меня в мою комнату.

Мое сердце начало колотиться, как только мой зад опустился на его колени, но теперь казалось, что оно вот-вот вырвется из груди.

– А если я скажу, что это неправда?

– Я… – Его пальцы двигались к моему бедру, и внутри у меня все затрепетало. – Я бы тебе не поверила.

– А если я скажу, что изначально таких намерений у меня не было? – Его большой палец двинулся по моему бедру. – Но благодаря лунному свету и тебе с распущенными волосами, в этом платье, мне пришло в голову, что здесь прекрасное место для очень неприличного поведения.

– Тогда я… я бы сказала, что это более вероятно.

Его рука скользила по тонкой, прозрачной ткани платья.

– Ну вот и выяснили.

– По крайней мере, ты честен.

Я прикусила губу. Трепет внутри усилился. Это было опасно. Даже если нас никто не обнаружит, это все равно что искушать судьбу перед богами. Пара сорванных поцелуев – ладно, чуть больше, чем пара сорванных поцелуев, – это, наверное, простительно. Но вот такое?

Даже те сорванные поцелуи были непростительны, по крайней мере, если верить герцогу с герцогиней и королеве. Опять же, если боги могут вмешиваться, то почему до сих пор этого не сделали? Тони однажды сказала, что не уверена, были ли навязанные мне правила велением богов.

И если я правильно поняла то, что говорила герцогиня о первой Деве, та совершила много запретного.

И ее не признали недостойной.

– Вот что, давай заключим сделку, – предложил Хоук.

– Сделку?

– Если делаю что-то, что тебе нравится… – Его ладонь скользнула по моему бедру, и у меня перехватило дыхание. Он положил руку на прикрытый платьем кинжал. – Я разрешаю ударить меня кинжалом.

– Это было бы чересчур.

– Надеюсь, ты не нанесешь глубокую рану, – добавил он. – Но она будет стоить того, чтобы меня вразумить.

Я усмехнулась.

– Ты так плохо на меня влияешь.

– Кажется, мы уже сошлись на том, что повлиять можно только плохо.

– А я, кажется, уже сказала, что твоя логика хромает, – повторила я, закрывая глаза, а его пальцы ощупывали контуры ножен с кинжалом.