Не успела я ответить, как его губы мягко коснулись моих. Я ахнула и, клянусь, ощутила, как его губы изогнулись в улыбке. Хотелось бы мне ее увидеть, потому что, похоже, улыбка была полной, обоими уголками рта и с обеими ямочками. Но потом его губы начали двигаться, неспешно, словно исследуя изгибы моих. Я не шевелилась, а сердце трепетало, как бабочка в сачке. Губы Хоука двинулись в обратный путь. Трепет охватил каждый участок моего тела. Вся дрожа, я вцепилась в его тунику на груди и, несомненно, смяла тонкую ткань.

Это прикосновение вряд ли было поцелуем, но, боги, его нежность и сладость потрясли меня до самой глубины души.

Затем Хоук наклонил голову набок и усилил давление, углубляя поцелуй. Внезапно все изменилось. От этого поцелуя – от его внезапности – у нас обоих перехватило дыхание. Оторвавшись друг от друга, мы ловили ртами воздух и тяжело дышали. Я не видела в темноте его глаза, но чувствовала пронзительный взгляд.

В этот момент я не думала о том, кто я. Не думала о том, что это запрещено – и неспроста запрещено. Если честно, я вообще ни о чем не думала. Не знаю, кто двинулся первым. Хоук? Я? Оба одновременно? Наши губы снова соприкоснулись, и на этот раз замешательства не было. Лишь желание, такое сильное, и сотни других мощных, запретных ощущений, которые вдруг забились во мне. Его губы обожгли мои, разогрели кровь, и меня словно объяло пламя. Его руки двинулись к моим плечам, скользнули по рукам. Хоук вздрогнул, и из его горла вырвалось полурычание-полустон. Он разомкнул мои губы, и я затрепетала от удовольствия и паники. Голод, таившийся в нашем поцелуе, должен был напугать меня и, наверное, немного напугал, потому что мне казалось, что это чересчур… но в то же время совершенно недостаточно. Я застонала, кода его руки двинулись вниз по моим бокам. По телу пробежали искры, и оно словно загорелось…

Он схватил меня за талию, приподнял и усадил так, что мои колени оказались по обе стороны от его бедер. Его штаны и мое платье вовсе не были преградой: я ощутила его и содрогнулась, когда по мне прокатилось внезапное, пульсирующее желание. Его ответный стон – еще один глубокий, хриплый звук – разбил всю мою нерешительность. Я уперлась ладонями в его грудь, восхищаясь тем, как дернулось его тело, кода я переместила руки на плечи и обвила его шею. Я сделала то, что хотела еще в «Красной жемчужине»: зарылась пальцами в его волосы, которые оказались такими же мягкими, как я и думала. Больше ничего в его теле мягким не казалось, он весь был горячим и твердым.

Хоук обнял меня и прижал к себе так крепко, что между нами совсем не осталось пространства. Он поцеловал меня снова и продолжал целовать, и я знала: это больше, чем поцелуй. Поцелуй перерос во что-то большее, вышел за пределы того, что Хоук чувствует и заставляет чувствовать меня.

Его слова задели самую глубинную часть меня, и это было так волнующе. Я почувствовала себя живой, словно наконец проснулась.

И я не хотела останавливаться.

Тем более когда меня захлестнуло такой волной ощущений. Я поняла, что утратила контроль над даром. Щиты полностью поднялись, и я не могла определить, какие из чувств исходят от Хоука, а какие от меня или нас обоих.

Инстинкт взял надо мной верх, направляя тело – мои бедра стали покачиваться, и Хоук опять содрогнулся, хватая мою нижнюю губу своими. Он схватил в кулаки мою юбку и стал задирать, пока его ладони не коснулись моих икр. По мне пробежала дрожь, как от удара молнии.

– Помни, – прошептал он в мои губы, скользя ладонями по изгибу моих колен, – если тебе что-то не понравится, только скажи, и я остановлюсь.

Я кивнула, ища в темноте его рот, а найдя, удивилась – как я могла так долго продержаться, не целуясь с ним?

И как я смогу обходиться без этого?

Эта мысль угрожала погасить жар, но его руки двинулись дальше по моей коже, посылая горячие волны в каждый участок моего тела. Я сместилась вперед так, что наши бедра слились, и начала двигаться. Мы двигались. Кажется, я прошептала его имя, прежде чем поцеловала его снова, просунув язык между его губ, к его зубам…

Хоук отдернул назад голову и, тяжело дыша, прижался лбом к моему лбу.

– Поппи, – проговорил он так, что мое имя прозвучало одновременно как молитва и как проклятие.

– Да?

Я сжимала и разжимала пальцы на его шелковистых, мягких волосах.

– Я в пятый раз называю тебя по имени, если ты еще считаешь.

– Считаю, – улыбнулась я.

– Хорошо. – Он убрал руки из-под платья и коснулся моей щеки, провел пальцем по краю маски и вздохнул. А затем в очередной раз удивил меня. – Кажется, минуту назад я был нечестен.

– В чем?

Я выпустила его волосы и положила руки ему на плечи.

– Насчет «остановиться», – тихо признался он, очерчивая пальцами контуры моей щеки и подбородка. – Я бы так и сделал, но сомневаюсь, что ты бы меня остановила.

– Не совсем понимаю, о чем ты.

Я закрыла глаза. Хотя я была в замешательстве от его слов и от того, что мы не целуемся, мне нравилось то, как мы близко, как его голова прислоняется к моей.

Он провел кончиками пальцев по моей шее.

– Хочешь, чтобы я сказал напрямик?

– Я всегда хочу, чтобы ты говорил честно.

Мое чутье по-прежнему открыто. Я это знала, потому что через связь прошло какое-то чужое ощущение, но слишком быстро, чтобы разобрать.

Он поцеловал меня в висок, и у меня к горлу подступил ком.

– Я был в шаге от того, чтобы повалить тебя на землю и стать очень, очень плохим телохранителем.

По мне прокатилась волна жара, дыхание перехватило. Я знала мало, но достаточно, чтобы понять, о чем он.

– Правда?

– Правда, – серьезно ответил он.

Мне следовало испытывать облегчение от того, что он остановился, и я его испытывала, но в то же время нет. В моих чувствах царила полная неразбериха. Но одно я знала точно.

– Не думаю, что я бы тебя остановила, – прошептала я.

Я бы позволила ему повалить меня на землю и приветствовала бы все, что он делает, наплевав на последствия.

Хоук вздрогнул и простонал:

– От тебя никакой помощи.

– Я плохая Дева.

– Нет. – Он поцеловал меня в другой висок. – Ты совершенно нормальная девушка. А плохо – то, чего от тебя ожидают. – Он помолчал. – И да, ты очень плохая Дева.

Я не стала обижаться, потому что не могла отрицать это утверждение, даже если не принимать во внимание сегодняшнюю ночь. Я рассмеялась, и в награду Хоук опять обнял меня. Он притянул меня к себе и положил руку мне на затылок. Я прижалась щекой к его плечу, его хватка на мгновение стала крепче, а затем он принялся разминать мышцы на моей шее. Не знаю, сколько времени мы просидели молча под ивой, но еще долго после того, как моя кровь остыла, а сердце успокоилось. Ни я, ни Хоук не шевелились. Наверное, сидеть вот так, обнявшись, так же хорошо, как целоваться и прикасаться.