– Так ты что, еще и трофей привезла?

– Получается, что так.

– Так ты не только сбила два самолета, спасла комиссара, но еще и немца в плен захватила?!

Удивлению и радости не было конца. Командир полка обратилась к начальнику штаба:

– Сегодняшнее боевое донесение надо будет переписать.

– Вас поняла, товарищ майор, отчеканила Гладких.

– И обязательно подчеркните, – добавила комиссар, – что это был первый таран на встречном курсе. Геройский поступок!

Всем интересно было увидеть немецкого аса вживую, вот так на земле, рядом. Среднего роста, коренастый блондин недовольно морщился и прятал глаза. Ему явно было не по себе оттого, что сбила его девчонка, да еще и в плен взяла. А всем же было интересно заглянуть в его глаза, глаза врага, который безжалостно их убивает. Себя ведь считали не убийцами, а жертвами, вынужденными защищаться. На его груди красовалось четыре железных креста, что говорило о его военных победах и профессионализме. Тем больше похвалы заслуживал поступок Ады. Ее наградили орденом Красной звезды. Это была еще одна награда за стойкость и мужество, проявленное в бою. А сама она все это считала просто чудом. Ей до сих пор не верилось до конца, что она уцелела в этой смертельной схватке, что она жива, находится в своем полку, да еще и похвалу принимает.

Ада и до сих пор не могла жаловаться на отсутствие симпатии к ней со стороны однополчанок, но теперь она стала всеобщей любимицей. Еще крепче полюбили ее за храбрость и самоотверженность, по-хорошему завидовали не только ее мастерству и отваге, но и внешнему виду, и воинской выправке. И сама Ада еще строже стала относиться к себе, чтобы быть достойной мнения однополчанок. Она всегда была собранной, подтянутой, аккуратной. Ни одной складочки не было на форме, ни одной замятины. На голове – волосок к волоску. Ничто нигде никогда не торчало, никогда не была растрепанной или взъерошенной. Все было ладно пригнано по фигуре, а фигуре ее позавидовали бы богини, чьи скульптуры разбросаны по достопримечательностям всего мира.

* * *

Когда посты ВНОС донесли о появлении немецкого разведчика, командир полка получила указание поднять на перехват врага самолеты. «Хейнкель» удалось заметить лейтенанту Адамовой, пилотировавшей Як-1. После нескольких атак у самолета отказало вооружение, и тогда Ада принимает решение идти на таран. Это была единственная возможность поразить врага. Лейтенант быстро настигла его и, оказавшись над противником, винтом своего истребителя ударила по хвостовому оперению «хейнкеля». Точный расчет и … враг повержен. Немецкий самолет резко пошел к земле и врезался в нее. Таран был проведен мастерски, а Аде предстояло еще посадить свой самолет. Она сумела это сделать без дополнительных поломок. Винт ей заменили, и она снова летала на своем самолете.

Этот бой заставил сделать и другие выводы. Почему на истребителе отказало бортовое оборудование? Это могло произойти по двум причинам: недосмотру оружейников и недостаткам в конструкции вооружения. При разборке оказалось и то, и другое. В полку думали о том, как лучше научить младших специалистов правильно эксплуатировать новые типы самолетов. Конструкторы и производственники доводили до совершенства следующие модели самолета.

* * *

Из Ставки поступил приказ выделить пять эскадрилий на Сталинградский фронт. Были немедленно приняты все меры для отбора лучших летчиц и исправных самолетов. К утру экипажи находились на аэродромах вблизи Сталинграда. Вскоре они приняли участие в ожесточенном воздушном сражении. Суровое испытание выпало на долю воинов, сражавшихся здесь. В небе Сталинграда Аде пришлось скрестить оружие с фашистскими асами из противовоздушной обороны Берлина. Саратовские ПВО с честью выдержали это испытание. Они наносили чувствительные удары, умножая свою боевую славу и уничтожая вражеские самолеты. Своими умелыми и отважными действиями они оказали существенную помощь авиаторам истребительной авиационной дивизии, входившей в состав ПВО Сталинграда.

Большими группами они штурмовали боевые порядки вражеских войск, нанося им огромные потери. Самое главное было не дать им возможности закрепиться в узлах сопротивления и в опорных пунктах. Особенно эффективными оказывались удары по отступающему противнику. Сильные морозы и глубокие сугробы сковывали маневренность врага. Его войска были вынуждены двигаться по дорогам, забитым обозами тыловых подразделений. Здесь их и поджидали летчики. Внезапные атаки дезорганизовывали движение противника и наносили немалый урон в живой силе и технике. Потери врага от штурмовых ударов летчиков-истребителей исчислялись десятками танков, сотнями автомашин. Но самые большие потери были в живой силе.

Каждый вечер, собравшись у общей палатки, слушали рассказы командиров эскадрилей, спорили, обсуждали боевые вылеты и не только свои. Было о чем поговорить. Советская авиация на всех фронтах активизировала свои действия. Авиаторы применяли новые приемы боя. Много говорили о таранах на встречном курсе, хотя никто толком не знал подробностей, не уясняли толком при каких обстоятельствах его целесообразней всего применять, но осознавали, какое значение он имеет, все-таки это был последний миг жизни или последний шанс летчика спасти свою жизнь. Риск, конечно, был большой, но… Даже Ада, совершавшая тараны, ничего конкретного не могла посоветовать. Не возможно было это действие разделить на какие-то составляющие, и сказать: «Вот это надо делать так, а это – вот так тогда-то и тогда-то». Это было какое-то магическое действо – всплеск силы и чувства, их экстремум, помноженный на тщательный расчет, везение и удачу.

Ранним утром в составе группы истребителей Бальзамова вылетела на штурмовку вражеских войск. Им удалось внезапно вынырнуть из-под облаков и резко пойти на снижение. Они беспрепятственно в упор расстреливали колонну противника, отступавшего по шоссе на запад. Летчики обрушили огонь пулеметов и реактивных снарядов. Первым открыл огонь и атаковал немецкую колонну ведущий лейтенант Потапов. За ним Ада меткими очередями косила пехоту, поджигала автомашины. Они уже делали третий заход, когда вдруг внезапно открыла огонь вражеская зенитка, и на самолете Потопова загорелся мотор. Он пытался скольжением сбить пламя, но у него ничего не получалось. Прыгать на территорию врага он не хотел и, выпустив длинную очередь, не выходя из пикирования, врезался в колонну автомашин.

Возвращаясь на аэродром Ада думала о том, что последнее время стала упиваться уничтожением людей, пусть даже врагов. Не хорошо это как-то. Она никогда не была агрессивной, грубой. Откуда же в ней взялись эти садистские наклонности? Откуда такая кровожадность? Но самое странное и страшное, что она их за людей не считала. Это был ВРАГ, и все! ВРАГ, которого надо было уничтожать, в каких бы модификациях он не проявлялся. Она вспоминала свое ощущение, когда привезла в полк пленного аса. Смотрела на его голубые глаза, которые он, явно смущаясь и злясь, пытался от всех спрятать. Смотрела на его льняные локоны, выбившиеся из-под шлема, и думала: «Вполне симпатичный парень, если не брать в расчет, что враг. И я хотела такого убить, и могла, если бы таран получился по-другому. Ему просто повезло, что он остался жив, да и я тоже. Вот так мы воюем: убиваем драг друга молодые и сильные». И она никак не могла понять жалеет его или ненавидит. Тогда еще была какая-то жалость. Теперь ее нет.