Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медбратья брали понравившихся им девчушек и уводили. Видно, заранее было поделено, чтобы без поножовщины.
— Я возьму обеих! — хрипло произнес чернявый здоровяк. — Эту гордую и эту белобрысую!
— Справисся, Русланчик? — подколола Зинаида.
Тот оскалился:
— И еще троих про запас держи, когда эти устанут!
— Не свисти уже! Я баба старая, опытная! Пятерых девок тебе не уездить!
— Что?!
— А на спор?
— Зачем говорить? Дело сделаю, сама увидишь!
— Так ты спорить будешь, черт нерусский, или как?
— На что?
— Пятьсот! — выдохнула Зинаида.
— Заметано.
— Долларов! — добавила она азартцо.
— Да хоть гульденов!
— Гульдены себе оставь… Так что, прямо сразу пятерых и заберешь?
— Двоих пока.
— Ладушки. Я этих пока в дальней палате, в двенадцатой, запру. Только учти, нехристь, я ведь им куда надо самолично слазаю, проверю…
— Спор так спор, — пожал плечами Руслан. — Только ты все и так услышишь… Когда кончаю — ору как резаный.
— Куда поведешь-то?
— В кабинет докторский.
— К Вику?
— Ну.
— Ты смотри не напакостничай там…
— Будь спокойна.
— А чего мне беспокоиться?
Мы во время всей это перепалки стояли молча. Странно, но эти дурные, грубые, необразованные люди относились к нам как к бессловесной скотинке… Или времена такие пришли тупые, или мне в последнее время сплошь скоты попадались?.. Как в песне поется — трудное детство. Или это все равно считается лучше, чем никакого?
— Пошли, красавицы…
Мы вошли в кабинет. Руслан закрыл дверь на ключ.
— Вам чего для завода, красавицы? Марафетику, водочки, «колес»?
— И того и другого, и можно без хлеба, — сказала Катька.
— Меня зовут Руслан.
— Это мы уже слышали.
— Как тебя зовут, гордая?
— Екатерина.
— Как царицу.
— Она была не царица.
— А кто?
— Императрица.
— Если тебе нравится — будешь императрица. А подружку как?
— Ее? Ленка.
— Ленкаенка. Молчаливая она.
— Тебя так заколоть — тоже станешь как макарон вареный.
— Не-е-ет. Я не стану. — Он обозрел нас взглядом победоносца. — Снимайте все.
— А выпить?
— Пожалуйста. — Руслан широким жестом открыл прихваченную с собою сумку. — Вино?
Водка? Эфедрин?
— Вино.
Темный кагор разлили в длинные мензурки, которые Руслан извлек из медицинского шкафа, открыв своим ключом. В глубине шкафа никелем блеснули инструменты.
— За любовь? — произнес он с подъемом.
— За нее, проклятую… — хмыкнула Катька.
— Екатерина… Я никогда не встречал таких, как ты… Ты выглядишь совсем юной девочкой, а ведешь себя как искушенная женщина… Спелая, искушенная, порочная…
— Говоришь много. — Катька сузила глаза. — Пора к делу.
Руслан растянул губы в улыбке:
— Начнем с тебя? Или с нее?
— Ты с меня. А я — с тебя… А она… Пусть смотрит.
Ей есть чему поучиться.
— Е-ка-те-ри-на… — произнес Руслан по складам. — Сними все!
Катька, с тем же выражением лица — балованной, порочной инфанты — выскользнула из трусиков, одним движением сбросила маечку…
— Императрица… — прохрипел Руслан и распахнул халат.
— Ого! — Катька округлила глаза. Ее удивление было искренним и почти безграничным: восставшая плоть сына гор поражала воображение.
— Я достоин тебя, императрица?
— Достоин, князь… — прошептала Катька. Она стала на колени, обхватив его мужскую гордость обеими руками. Горец закрыл глаза. Катька быстро посмотрела на меня, метнулась взглядом к шкафу с инструментами. Я опустила веки: поняла.
Через минуту я присела с ней рядом, передала инструмент из рук в руки…
— Вдвоем? — прохрипел Руслан.
— Никому, никому такой не отдам, — горячо зашептала Катька. — А она — пусть танцует… Или сделает тебе массаж шеи… Массажировать эту волшебную палочку я не позволю никому… Только сама… Сама… — шептала Катька, и даже я не могла понять, играет она или действительно изнемогает от страсти…
Я зашла сзади… Положила руки ему на шею…
— Сними майку… Коснись меня животом… — прохрипел он.
Я выполнила то, о чем он просил. Катька работала мастерски. Мужчина закрыл глаза, задышал часто, ритмично… Медвинская подняла глаза: взгляд ее был спокоен и холоден. Я поняла: сейчас.
Горец заревел каким-то звериным рыком, изливая семя… Одним движением я захлестнула широким пластырем его орущий рот, несколько раз обернув вокруг высокого стула, на котором он сидел. Я почувствовала, как, пусть с небольшим опозданием, напряглись мышцы его громадного тела… Если он только решится, то убьет нас прямо сейчас, здесь, на месте. И тут я услышала Катькин голос: в нем было столько холода, презрения и решимости, что даже у меня мурашки пробежали по коже…
— Только дернись! И твой прибор я унесу с собой! Как амулет!
Почувствовав прикосновение острого как бритва скальпеля, мужчина замер. Я увидела, как волосы на спине у него стали дыбом.
Но любоваться особо было некогда. Я быстро перерезала пластырь и так же, в два слоя, примотала к спинке шею.
— Найди снотворное! — прокричала Катька. Я метнулась к шкафчику. Пошерудила ампулами. Вроде такое мне вкалывали — и я была чахлой, как мерзлый мамонт.
Обломила ампулку, втянула содержимое в шприц… Хотела идти колоть, но Катька крикнула:
— Всю коробку!
— Ты что, он умрет!
Услышав это, Руслан дернулся и снова замер от окрика Катьки:
— Сидеть!
Капли катились по его побелевшему лицу.
— Лучше умереть мужчиной, чем жить кастратом, — тише, но тем же ледяным тоном добавила Медвинская. Я подошла с полным шприцем. Горец не шелохнулся.
— Коли!
Я надавила на поршень. Теперь оставалось ждать. Неожиданно дверь дернулась, послышался совершенно пьяный голос Зинаиды:
— Ну что, Русланчик, остальных приводить или как? Катька нашлась сразу — ответила длинным протяжным стоном.
— Ишь ты… Размяукались, что кошки… — Шаги зашаркали по полу и затихли.