Эдуарда ужаснуло, в каком состоянии находились дела Утремера. Он знал, что тамошняя армия невелика, но надеялся объединить христиан Востока в немалое войско, а затем при помощи монголов нанести серьезный удар по Бейбарсу. В первую очередь его потрясло и возмутило, что венецианцы ведут процветающую торговлю с султаном, предоставляя ему всю необходимую мамлюкам для вооружения древесину и металл, а генуэзцы изо всех сил стараются пролезть в это прибыльное дело и уже прибрали к рукам работорговлю в Египте. Однако когда он упрекнул купцов за то, что они таким образом ставят под угрозу будущее христианского Востока, они показали ему разрешения на эту деятельность, выданные Высоким судом в Акре. Король ничего не мог поделать, чтобы заставить их перестать. Далее, он рассчитывал, что все рыцарство Кипра последует за своим королем на материк. Явилось всего несколько феодалов, да и они утверждали, что пришли как добровольцы, а когда король Гуго потребовал от них оставаться в Сирии до тех пор, пока он сам остается там, их представитель, кузен его жены Жак Ибелин, твердо заявил, что они обязаны ему службой только ради защиты острова.

Также он высокомерно добавил, что королю не следует рассчитывать, что кипрские дворяне и дальше будут воевать на материке, ибо они чаще делали это по призыву Ибелинов, чем каких-либо королей. Однако он намекнул, что, если бы Гуго просил тактичнее, его просьбу, возможно, и выполнили. Споры продолжались до 1273 года, после чего в редком приступе готовности идти на компромисс киприоты согласились остаться на материке на четыре месяца, если король или его наследник лично будут находиться с армией. К тому времени для Эдуарда и его целей уже было слишком поздно.

С монголами английскому принцу повезло не больше, чем с киприотами. Сразу же по прибытии в Акру он отправил посольство к ильхану в составе трех англичан: Реджинальда Расселла, Годфри Уэллса и Джона Паркера. Абага, чьи основные армии воевали в Туркестане, согласился прислать посильную помощь. Тем временем Эдуард ограничился несколькими мелкими набегами недалеко через границу. В середине октября 1271 года Абага выполнил обещание и прислал десять тысяч всадников из своих гарнизонов в Анатолии. Они пронеслись мимо Айнтаба в Сирию, разгромили туркменские войска, защищавшие Халеб. Мамлюкские гарнизоны Халеба бежали от них в Хаму. Они продолжили путь мимо Халеба в Мааррат-ан-Нуман и Апамею. Местные мусульмане запаниковали. Но Бейбарс, находившийся в Дамаске, не особо встревожился. С ним была крупная армия, также он вызвал подкрепления из Египта. Когда он двинулся на север 12 ноября, монголы повернули назад. Они были недостаточно сильны, чтобы встретиться с мамлюками, надвигавшимися своей полной силой, притом что их тюркские вассалы в Анатолии взбунтовались. Монголы ушли за Евфрат, нагруженные добычей.

Пока монголы отвлекали Бейбарса, Эдуард повел франков за гору Кармель в набег на равнину Шарон. Его войска были слишком малочисленны, чтобы даже пытаться штурмовать мамлюкскую крепость Какун, охранявшую проход через горы. Чтобы отвоевать хотя бы какие-то земли, требовалось более значительное вторжение монголов и более крупный поход. К весне 1272 года принц Эдуард понял, что зря теряет время. Все, что он мог сделать с такими недостаточными силами и столь малым числом союзников, — это добиться перемирия, которое хотя бы на время убережет Утремер от посягательств. Бейбарс со своей стороны был готов договориться. Жалкие остатки франкского королевства и так были бессильны перед ним, если только ему не помещали бы внешние осложнения. В военном отношении его первой задачей было оттеснить монголов, а затем сорвать их планы дипломатической игрой в Анатолии и степях.

Пока султан не чувствовал себя уверенно на этом фронте, ему не стоило предпринимать усилий, нужных для покорения последних франкских крепостей. Между тем он должен был предотвратить вмешательство с Запада и с этой целью поддерживал добрые отношения с Карлом Анжуйским, единственным монархом, который мог оказать действенную помощь Акре. Но главной мечтой Карла было завоевать Константинополь. Сирия пока что представляла для него вторичный интерес. Он уже неясно обдумывал, как присовокупить Утремер к своей будущей империи. Поэтому он не хотел, чтобы Утремер погиб, но не делал ничего, что могло бы усилить власть короля Гуго, которого он когда-нибудь надеялся сменить. Карл хотел быть посредником между Бейбарсом и Эдуардом. 22 мая 1272 года в Кесарии было подписано перемирие между султаном и правительством Акры. Договор гарантировал королевству на десять лет и десять месяцев владение всеми его землями, которые принадлежали ему на тот момент и состояли главным образом из узкой полосы равнины от Акры до Сидона, а также право беспрепятственно пользоваться паломнической дорогой в Назарет. Графство Триполи было защищено перемирием от 1271 года.

Было известно, что принц Эдуард хочет вернуться на Восток во главе более крупного крестового похода. Поэтому, несмотря на перемирие, Бейбарс решил его устранить. 16 июня 1272 года ассасин, переодетый местным христианином, проник в комнату принца и ударил его отравленным кинжалом. Рана оказалась не смертельной, но Эдуард несколько месяцев серьезно болел[82]. Султан поспешил отмежеваться от этого покушения и поздравил принца с успешным избавлением от смерти. Как только Эдуард поправился, он приготовился плыть домой. Большая часть его соратников уже уплыла. Отец его находился при смерти. Его собственное здоровье пошатнулось, за морем ему делать было нечего. Он покинул Акру 22 сентября 1272 года и вернулся в Англию, чтобы стать королем.

Архидиакон Льежский, сопровождавший Эдуарда в Палестину, уехал еще предыдущей зимой, получив неожиданную новость о своем избрании римским папой. В качестве понтифика Григорий X никогда не терял интереса к Палестине и всеми силами стремился оживить крестоносный дух. Его призывы к народам идти в крестоносцы и воевать на Востоке распространились по всей Европе вплоть до Финляндии и Исландии. Возможно, они добрались даже до Гренландии и берега Северной Америки. Но ответа не было. Тем временем он велел подготовить ему отчеты, которые объяснили бы, почему общественное мнение настроено так враждебно. Эти отчеты были составлены тактично, и ни один из них не касался той фундаментальной проблемы, что сама идея крестового похода была опорочена. Теперь, когда церковь обещала духовные награды за войну с греками, альбигойцами и Гогенштауфенами, священная война превратилась в простой инструмент узкой и агрессивной папской политики; и даже верные сторонники папства не понимали, зачем им с такими сложностями и неудобствами ехать на Восток, когда есть столько возможностей заслужить себе райское блаженство в менее обременительных кампаниях.

Хотя в присылаемых папе докладах и не критиковалась его политика, они были достаточно откровенны, чтобы указать ему на недостатки церкви. Четыре подобных документа заслуживают нашего рассмотрения. Во-первых, это Collectio de Scandalis Ecclesiae, «собрание церковных проступков», вероятно написанное францисканцем Гвибертом из Турне, где хотя и упоминался вред, который нанесли крестовым походам ссоры королей и дворян, но главной темой была продажность духовенства и злоупотребления индульгенциями. Пока прелаты тратили деньги на чистокровных коней и ручных мартышек, их агенты собирали деньги, оптом освобождая людей от крестоносных обетов. Священники не желали вносить свою лепту в налоги, взимаемые для оплаты крестовых походов, даже когда Людовик Святой, к их общей ярости, отказался дать им освобождение. Между тем народ снова и снова облагался поборами на походы, которые так никогда и не состоялись.