Алиенора осматривалась с сурово поджатыми губами. Сейчас это была грязная, неприглядная строительная площадка, но через пару лет тут возникнет шикарная оправа для любимого сокровища.

– Подлец! – процедила она.

Презрение, обида и горькая злость вскипели в ее душе, когда она представила себе, как Генрих скачет из Вудстока через лес, чтобы предаться утехам с любовницей.

Изабелла потянулась к ней и взяла за руку.

Алиенора встряхнула головой, отгоняя видение.

– Что же, теперь я знаю, – сказала она. – Теперь я знаю все, что нужно. Поедем.

Она развернула лошадь и двинулась прочь. И опять она не оглядывалась, но ее знание осталось с ней, легло на сердце темным грузом.

По возвращении в Бомонт Алиенора приказала, чтобы зажгли все до последней свечки и музыканты играли самую веселую музыку для хорошего настроения и танцев. Королева облачилась в платье из шелка цвета апрельской зелени, отороченное золотом, а волосы убрала в сетку с драгоценными камнями. Ее улыбка сияла. Она была остроумна, жива и заразительно весела. Алиенора танцевала, и кокетничала, и освещала зал ярче всех свечей. Она надела эту маску для других и для себя, чтобы носить ее не снимая, пока маска не станет ее лицом.

Изабелла следила за ней с тревогой, которую не смела открыто проявить, пока Алиенора не измотала себя. Когда наконец королева споткнулась посреди танца, Изабелла подхватила ее под руку и призвала на помощь придворных дам. Вместе женщины отвели Алиенору в опочивальню, раздели и уложили. Марчиза принесла ей травяной отвар, а Изабелла села у кровати расплести Алиеноре косы и расчесать на ночь волосы.

Алиенора заставила себя приподняться, чтобы попить, но после этого силы у нее совсем иссякли.

– Я должна была это сделать, – едва слышно произнесла она. – Чтобы напомнить себе самой, кем я была и кто я есть… что бы ни случилось.

– Все так, но совсем не обязательно было делать это сегодня. – Изабелла гладила ее по волосам. – Вы еще не вполне оправились после родов. Вам надо беречь силы.

На лице Алиеноры промелькнула тень улыбки.

– Да, – кивнула она, – но именно сегодня я хотела убедиться, что еще жива.

– И чуть не убили себя!

– Бывают смерти и похуже этой, но ты не бойся. Я выжила, рожая Иоанна, и теперь так просто не сдамся. Я нужна детям. Я нужна Аквитании. А главное – я ни за что не доставлю Генриху такого удовольствия.

Веки Алиеноры отяжелели, и чаша с питьем дрогнула в ее руке. Изабелла забрала чашу и отставила на сундук. Потом сняла с себя платье и головной убор, накинула сорочку, залезла к Алиеноре в кровать и обняла ее.

Алиенора приникла к подруге. Ее тело сотрясали конвульсии, но слез не было. Изабелла утешала и успокаивала ее, пока королева не заснула. А Изабелла долго еще лежала без сна и беззвучно оплакивала гордую королеву.

Дувр, сентябрь 1167 года

Стояло идеальное сентябрьское утро. Синильной голубизны небеса отражались в море, которое вздымалось и опадало в мягком волнении. Западный ветерок собирал в стадо редкие облачка, пушистые, как чистая белая шерсть, и те медленно передвигались по небу, словно мирно пасущиеся овечки.

Прекрасный день. День прощания. У пристани за стенами замка качался на якорях небольшой флот, пока матросы и местные работники заканчивали грузить сундуки, бочки и тюки – все то, что одиннадцатилетняя Матильда брала в свою новую жизнь в Германии, где ей суждено стать супругой Генриха Льва, герцога Саксонии.

Больше двух лет Алиенора знала, что этот день настанет, но, сколько ни готовься, разлука – это все равно боль. Королева превратилась в комок чувств, сдерживая их в себе, не выпуская наружу ни слезинки. Ей не представить было, как она перенесет момент расставания и как будет жить дальше без Матильды. Старшая дочь стала для нее подругой и помощницей, человеком, с которым можно делиться мыслями и делить дни, тем, кто ее понимает. Потерять это все означает заново перерезать пуповину.

Генрих не стал утруждать себя проводами дочери и не приехал, чтобы повидаться с ней напоследок. Правда, он прислал письмо, в котором наказывал Матильде быть доброй и верной женой и слушаться наставников. Отец велел ей помнить о том, что она дочь короля, и сверять с этим каждое свое слово или поступок. Затем Генрих выражал гордость ею и писал, что будет молиться о ее благополучии ежедневно. Еще прислал ей ларец с драгоценностями. Подарок был хорош, Алиенора признала это, однако сомневалась, что он сам выбирал украшения для Матильды. Она не могла избавиться от разочарования и неприязни по отношению к мужу: что бы тот ни сделал, казалось, все оставляет царапины на когда-то прозрачном стекле.

Матильда щекотала и целовала братика Иоанна, сидящего на руках у кормилицы, но по зову матери подошла к ней, и они вместе с Жоффруа, Ричардом, Норой и маленькой Иоанной направились к кораблям. Когда они взошли на судно, на котором предстояло плыть Матильде, Ричард тут же отправился изучать галеру: повисел на рее, провел пальцем по планширю, заглянул под навес на палубе. Над головой у них кружили и кричали чайки, вздымались корабли на приливной волне.

Алиенора нежно поправила на Матильде мантию и улыбнулась, пряча страдание:

– Если тебе что-то понадобится, ты только напиши мне, и я сразу все тебе пришлю. Не думай, будто расстояние разделит нас.

– Да, мама. – Серые глаза Матильды смотрели серьезно и ясно.

– Поминай меня в своих молитвах, и я буду поминать тебя.

Чуть раньше Алиенора подарила дочери маленький складной триптих для домашней молельни. Каждый раз, когда Матильда будет открывать и закрывать его, она вспомнит о своей родной семье.

– Хорошо, мама.

Алиенора едва сдерживала рыдания, в то время как дочь оставалась спокойной и рассудительной. Такое бесстрашие вызывало у Алиеноры гордость.

Палуба под ее ногами качнулась. Послышалась команда готовиться к отплытию.

– До свидания, – произнесла она, вложив в голос все тепло и уверенность, которую смогла найти в себе, и обняла Матильду в последний раз.

Скорее всего, больше она никогда не увидит дочь. А даже если когда-нибудь ей выпадет снова встретить ее, то Матильда будет уже не та девочка, которая прощается с ней сейчас, а женщина, созревшая и повзрослевшая без участия Алиеноры. Она послала Всевышнему немую мольбу: Господи, храни мое дитя в этом путешествии, благослови ее и подари ей счастье!

Придворные, которым выпало сопровождать Матильду в Германию, тоже взошли на галеру. Высокого рыжеволосого Ричарда де Клера, лорда Стригойля, избрали быть их предводителем. Меч у бедра он носил с врожденной грацией и движениями был похож на кота: независимый, изящный и опасный.

– Берегите мою дочь, – сказала Алиенора сдавленным голосом. – Если хотите жить, берегите Матильду.