– С тех пор вы больше никогда не общались?

– Нет, я больше не встречалась с ним и не разговаривала по телефону.

– Ты рассказала об этом Маргарете?

– Нет, конечно. Маргарета умерла бы на месте. Она ведь была, пожалуй, еще более ранимой, чем я.

– Мне кажется, твоя реакция совершенно обычна для нормальных, приличных людей, и, когда речь заходит о человеке, которому они доверяли, подобное кажется совершенно непостижимым.

– Тебя, конечно, интересует, возникли ли у меня какие-то подозрения после трагедии с Жасмин. Вполне пойму, если ты мне не поверишь, но не подумала ничего подобного. Случившееся с Жасмин было просто ужасно. И не имело ничего общего с тем, чему, пожалуй, подверглись мои девочки. Ее убийца в моих глазах выглядел настоящим монстром и никак не походил на Стаффана Нильссона, которого я знала. Он ведь, возможно, обманом заставил их потрогать его пенис или сделал что-то подобное. Но не насиловал и не душил их. Это было немыслимо. Слишком ужасно, чтобы оказаться правдой.

– Я верю тебе. Ты не первая, кто думает таким образом.

– Я не лгу. Я просто-напросто не поняла.

– С Маргаретой Сагерлиед ты общалась после того, как она продала дом и переехала в город? Когда перестала работать у нее. Это ведь произошло весной восемьдесят шестого?

– Она сама дала знать о себе. Полгода спустя, осенью восемьдесят шестого. Попросила меня встретиться с ней. Мы увиделись у нее на квартире в Остермальме, на Риддаргатан, если я правильно помню. Встреча стала для меня шоком. Она полностью изменилась, выглядела словно немного не в себе. Была худая как щепка. Рассказала, что у нее рак. И мне понадобилось немало времени, прежде чем я поняла, о чем она говорит. А именно о сыне сестры Юхана. По-моему, она вбила себе в голову, что он покончил с собой. Потом долго говорила о моих дочерях, просила не беспокоиться за них. По ее словам, она не сомневалась, что с ними ничего плохого не случилось. В общем, ужас.

– Могу себе представить. Тогда она в последний раз дала знать о себе?

«Самое время проверить тебя на честность», – подумал он.

– Пока была жива, да. Потом я прочитала в газетах о ее смерти. Весной восемьдесят девятого, мне кажется, а уже через неделю позвонил ее адвокат и рассказал, что она завещала кучу денег моим дочерям. Пятьсот тысяч крон, полмиллиона. Представляешь, как много это было в то время?

– Да, – сказал Юханссон и улыбнулся. – Представляю на самом деле. Примерно два миллиона в сегодняшних деньгах.

– Для меня, для нас это была просто невероятная сумма. И по завещанию их требовалось использовать на оплату обучения девочек и чтобы помочь им вести достойную и приличную жизнь. Буквально так она написала.

– Так все и получилось?

– Это я готова подтвердить. Ни у одной из них нет ни эре долгов по учебе, хотя обе окончили университет. Карро – физиотерапевт, а Джессика выучилась на экономиста. Обе имеют мужей, ни капельки не похожих на их отца, и прекрасных детей. Кроме того, ее денег с лихвой хватило на кооперативные квартиры, которые они купили, как только собрались переехать из дома. Ничего сверхъестественного, но все равно. Они получили собственную крышу над головой, а разве многим молодым так везет?

– Ты порадовала меня. Приятно слышать, что их жизнь так хорошо сложилась.

«Как тяжко, наверное, пришлось Маргарете Сагерлиед, когда она пыталась искупить зло, содеянное ее племянником», – подумал он.

– У меня тоже есть один вопрос, – сказала Эрика Бреннстрём. – Относительно его самоубийства. Это правда?

– Его мать наложила на себя руки весной восемьдесят шестого, это мне доподлинно известно. На сто процентов. Сам же он вскоре исчез. Его дальнейшая судьба покрыта мраком.

– Ты не обманываешь меня?

– В любом случае нам надо разобраться с одним делом раз и навсегда. Вся ответственность за случившееся с Жасмин лежит исключительно на том, кто ее убил. Ты уж точно ни при чем.

– А почему я тогда постоянно думаю, что мне следовало позвонить в полицию после поездки детей в зоопарк?

– Не терзай себя понапрасну. Они ничего не сделали бы со Стаффаном Нильссоном, если бы ты позвонила и сообщила, что подозреваешь его в педофилии. Возможно, приняли бы тебя за обычную психопатку. Он уж точно ни в чем бы не признался.

– Ты очень порядочный человек, Юханссон. После нашей первой встречи я каждый день думала о произошедшем. О том, могла ли я как-то уберечь Жасмин. Спасти ей жизнь? Смогла бы я как-то помочь вам поймать его? Я не верю в это, но на душе у меня неспокойно. Я и подумать не могла на него. Заподозрить, что все случилось дома у Маргареты. Мне такое и в голову не приходило.

– Я ведь не говорил, что именно он сделал это, – заметил Юханссон.

– Ты порядочный человек. Не захотел меня огорчать. Поэтому именно так и сказал.

– Считай как хочешь, – проворчал Юханссон.

– Да, – сказала Эрика Бреннстрём. – Хотя, насколько я понимаю, тебе доподлинно известно, что именно Стаффан Леандер, или Стаффан Нильссон, убил Жасмин. Я абсолютно уверена в твоей правоте, хотя о том, как ты пришел к такому выводу, понятия не имею. И еще я убеждена, что он жив и ты точно знаешь, где он находится. Он не покончил с собой, его мать сделала это, вероятно, когда до нее дошло, как обстояло дело. Будь у меня сын, сотворивший подобное, я, конечно, тоже наложила бы на себя руки. Потом я прочитала о деле Жасмин в газете и не поверила своим глазам.

– О чем речь? – спросил Юханссон.

– О том, что уже нечего и пытаться наказать его за содеянное. Слишком поздно, он ведь вроде как получил индульгенцию за свой грех. Благодаря какому-то странному закону, непостижимому для простых умов. Надо быть адвокатом, чтобы его понять.

– Да, – подтвердил Юханссон. – Так и есть. Если истек срок давности, преступника нельзя наказать.

– Тогда я хотела попросить тебя. Постарайся, чтобы он получил по заслугам.

– Я обещаю сделать все возможное.

– Спасибо тебе, – сказала Эрика Бреннстрём. – Но хорошему человеку нелегко противостоять злу, и порой приходится становиться столь же злым. Потом, пожалуй, можно жить дальше и оставаться таким, как прежде. Это ты должен понимать, ты же норландец.

– Я не собирался убивать его, если ты это имеешь в виду, – сказал Юханссон.

– И слава богу, я очень на это надеюсь. Ты наверняка придумаешь нечто такое, с чем приличные люди в состоянии жить.

– Все прошло хорошо, шеф? – спросил Макс, когда они возвращались домой в Сёдер.

– Просто замечательно, – ответил Юханссон.

«Несмотря на тему разговора».

– Приятно слышать, – сказал Макс. – Только намекни, если у тебя возникнет нужда в чем-то, что мне по силам сделать.

– Обещаю, – ответил Юханссон.