8 февраля, по возвращении его величества, произошло описанное в предыдущей главе. Государь был очень расстроен.

Воейков виделся с Белецким и Хвостовым. По инициативе Мануйлова к Штюрмеру был вызван Арон Симанович, допрошен формально и дал убийственное против Хвостова показание. Ржевский же написал письмо к Распутину, в котором сознавался перед старцем в подготовке, по инициативе Хвостова, убийства, просил прощения и умолял защитить его. У Гейне, в клубе журналистов, был произведен обыск, причем было обнаружено письмо Илиодора, которым устанавливалась готовность Илиодора участвовать в деле. Допрошенная же «жена» Ржевского дала формальное показание жандармскому офицеру о поездке с Ржевским в Христианию, о переговорах с Илиодором и о плане использования для покушения его поклонников-фанатиков.

Развертывание дела очень встревожило Хвостова, который, однако, был отвлечен посещением государем Думы. Настраиваемый отчасти и Андрониковым, Хвостов решил свалить все дело на Белецкого. Он пустил слух, что устранение Распутина подготовлялось именно Белецким, и спроектировал немедленное, но весьма почетное удаление Белецкого в Сибирь на пост иркутского генерал-губернатора.

Хвостов вызвал Белецкого и разразился потоком упреков за неискренность и интриги. Белецкий обвинял в том же Хвостова, доказывая ему, что если бы он, Хвостов, не скрыл от него, Белецкого, своего предприятия с Ржевским и Илиодором, то никакого скандала не произошло бы и вместе они сумели бы избавиться от старца. Белецкий лгал, конечно. Но лгали оба. Каждый хотел перехитрить другого. Теперь Белецкий стал уговаривать Хвостова свалить старца открытым, законным путем.

Он предлагал подать государю подробный доклад o Распутине, обосновав его на документах Охранного отделения и скрепив подписями начальника Охранного отделения и начальника личной охраны старца — Комиссарова. Хвостов, дабы усыпить бдительность и подозрительность Белецкого, сделал вид, что надуманный проект ему очень понравился, и приказал составить такой доклад немедленно. Целую ночь в Охранном отделении составляли настоящий обвинительный акт против Распутина, подкрепляя его документами. Доклад подписали генералы Глобачев и Комиссаров. Белецкий вручил два экземпляра доклада Хвостову, и тот делал вид, что он в восторге. Хвостов обещался 10-го же числа доложить всю правду государю и вручить его величеству доклад. А в ночь на 10-е число Хвостов, не предупредив Белецкого, приказал арестовать Симановича. Это возбудило подозрение Белецкого, но он смолчал.

10 февраля утром Хвостов был с докладом у его величества, но сделал он доклад не против Распутина, а против Белецкого. Хвостов обвинил Белецкого в интригах и против него, министра, и против Распутина. Хвостов просил государя удалить почетно Белецкого из столицы, назначив его иркутским генерал-губернатором. Государь, не знавший тогда еще всей правды и веривший еще Хвостову, немедленно же написал повеление Штюрмеру.

Вернувшись с аудиенции из Царского Села в отличнейшем настроении, Хвостов весело рассказал поджидавшему его с нетерпением Белецкому, что все устроилось отлично. Государь оставил доклад у себя. Он очень рассердился на Распутина и даже тотчас же имел крупный разговор с царицей в соседней комнате. Хвостов картинно изображал, как именно сердился государь, как он барабанил по стеклу окна пальцами, что-де у государя всегда является признаком крайнего неудовольствия. Министр торопился и, извинившись, постарался освободиться от Белецкого. Они расстались.

Однако полицейский нюх Белецкого уловил фальшь в рассказе и поведении министра. И после его ухода Белецкий ловко поинтересовался содержимым министерского портфеля, с которым Хвостов ездил к государю. Оказалось, что оба экземпляра доклада о Распутине привезены обратно и ни на одном нет ни резолюции, ни обычной пометки государя о прочтении; Белецкий понял, что Хвостов его обманул, что он все лгал. В тот же день Андроников первый злорадно сообщил Белецкому новость о его назначении в Иркутск, а на следующий день он выслушал о своем назначении и от самого Хвостова. Обескураженный, со слезами на глазах, Белецкий только и мог произнести: «За что?» Хвостов расхохотался, развел руками, а затем, делая легкий поклон, заметил насмешливо, что все поправимо, стоит лишь ликвидировать старца…

13 февраля появился указ о назначении сенатора Белецкого иркутским генерал-губернатором. Вместо него товарищем министра внутренних дел был назначен могилевский губернатор Пильц. Потерю же опытного в полицейском деле Белецкого Хвостов восполнил (как он думал), добившись у государя назначения директором Департамента полиции московского градоначальника генерала Климовича. Это был опытный и ловкий молодой генерал, порекомендованный Хвостову одним московским финансистом, которого Хвостов проводил на пост министра финансов. К тому же Климович был хорошо знаком с неким господином Решетниковым, другом Распутина, дарившим А. А. Вырубовой немало денег на ее госпиталь. Климович сразу понял обстановку около Хвостова и при первом же знакомстве предложил Вырубовой в дар «клочок» земли в Крыму, от чего А. А. Вырубова категорически, однако, отказалась. Климович Вырубовой не понравился. Не понравился он своею сладостью и Распутину. Зато Алексей Хвостов был от него в восторге.

Свалив Белецкого, Хвостов торжествовал. Он всюду и везде хвастался, что разделался с самым главным покровителем Распутина. Что теперь он свалит и самого старца. Он арестует всех его друзей, вышлет его самого. Он не поцеремонится и с Вырубовой. Хвостов шумел, шумел и шумел… Среди друзей Распутина началась паника. Сам Распутин нервничал, кричал на «Аню». Анна Александровна чисто по-женски стала бояться Хвостова. А тот, пользуясь отсутствием государя, отсутствием дворцового коменданта, бахвалился, позволяя себе даже скабрезные намеки на Царское Село. Отъезжающий Белецкий видел весь цинизм разошедшегося министра и решил бороться. Он бросился за помощью к Распутину, к Вырубовой, к митрополиту Питириму. Он, не стесняясь, рассказывал, как Хвостов уже очень давно подготовлял убийство Распутина. Но Белецкому уже не верили. Почему же он вовремя не предупредил про то? Почему вовремя не разоблачил Хвостова?

Белецкий обратился тогда за поддержкой к генералу Спиридовичу, однако я отказался быть ему полезным. Он приехал ко мне в Царское Село, заверял меня в его дружбе и обещал, что, если он получит обратно пост товарища министра, он возьмет меня директором Департамента полиции. Рассмеявшись, я напомнил ему: когда незадолго перед тем Хвостов добивался моего назначения директором, именно он, Степан Петрович, провалил проект, сказав, что тогда в Царскосельском дворце будут знать все, что делается у них в министерстве. Белецкий вскочил, отыскал глазами образ и, перекрестившись широким крестом, повторил свое обещание. Я обратил все в дружескую шутку и пожелал ему счастливого пути и хорошо устроиться в Иркутске.

Между тем скандал разрастался. О министре, который подготовлял убийство, говорили всюду и везде. Особенно же в редакциях газет и кулуарах Государственной думы. Царица знала все эти слухи. Таково было настроение в Петрограде к 18 февраля, когда в Царское Село вернулся из