В ответ Монк промолчал, наблюдая за направляющимся к выходу Джоном. Возле самой двери тот обернулся и едва заметно отсалютовал детективу рукой, как бы призывая его этим жестом сохранять мужество.

Вторую половину дня Уильям провел вместе с полицейскими, прочесывающими «кошками» речное дно в районе Собачьего острова и напротив Багсби-рич и обыскивающими портовые сооружения, бухты и закоулки прибрежных трущоб. Они не побрезговали проверить даже несколько свинарников, мусорных куч и выгребных ям. Во время поисков удалось обнаружить немало свидетельств человеческой низости, жестокости и трагических событий, в том числе и два трупа. Однако ни один из них не мог быть телом Энгуса Стоунфилда: это были тела ребенка и женщины.

Вернувшись домой в сумерках, Монк находился в состоянии, близком к отчаянию. Ему еще не приходилось видеть столь ужасающей нищеты, а кроме того, он страшно устал и все его тело разламывалось от боли; вдобавок он продрог до костей. У сыщика промокли ботинки, и он больше не чувствовал пальцев на ногах. Все, больше он не будет заниматься поисками тела вместе с полицией! Уильям невольно ощутил какое-то новое уважение, глубокое и болезненное, идущее из сокровенных уголков его души и заставлявшее его по-другому относиться к людям, которым приходится изо дня в день наблюдать такие картины и тем не менее сохранять мужество вместе с унаследованной с рождения добротой и надеждой. Сам он теперь испытывал нестерпимый гнев, понимая, что не может что-либо изменить. Разум твердил ему о бесполезности подобных ощущений, однако мужчина продолжал испытывать неприятные спазмы в желудке.

Следующим утром, проснувшись задолго до рассвета, Монк некоторое время лежал в постели, обдумывая, как ему приступить к поискам Друзиллы Уайндхэм. Это, возможно, не спасет его репутацию и он все равно лишится средств к существованию, однако ему следовало найти объяснение преследовавшим его страхам и хоть немного рассеять мрак в собственной душе. Каким человеком он являлся? Ему было просто необходимо узнать истину. К тому же страх перед ответом стал, казалось, донимать сыщика больше, чем сам возможный ответ, поскольку его воображение теперь не на шутку разыгралось.

Поднявшись в семь часов, он в одиночестве позавтракал, незадолго до восьми вышел из дома и прошел пешком без малого целый час, низко склонив голову, погруженный в свои мысли. Детектив не замечал прохожих и проезжавших совсем рядом экипажей, не обращал внимания на праздношатающихся зевак, уличных торговцев, размахивающих метлами дворников, аккуратно одетых клерков, торопившихся в конторы, шикарных кутил и игроков, возвращавшихся домой после ночных увеселений.

Наконец, где-то около девяти, он остановил кеб и, доехав до Географического общества, вошел в подъезд, надеясь встретить кого-нибудь из его служащих, к кому можно было бы обратиться с расспросами.

Уильям явно нервничал, чего за ним прежде не наблюдалось. Обычно его уверенная манера вызывала у собеседников страх. Стоило ему посмотреть человеку в глаза и задать короткий вопрос, четко выговаривая слова, как он тут же получал ответ. Но сегодня сыщик чувствовал себя словно бы не в своей тарелке, еще даже не успев ни с кем переговорить.

Насколько широко Уайндхэм успела распространить свои обвинения? Что, если окружающие его люди уже обо всем узнали? Детектив казался самому себе не негодяем, а скорее идиотом!

– Доброе утро, сэр? – приветствовал его швейцар с вопросительной интонацией. – Чем я могу вам помочь? Вы хотите что-то узнать насчет какого-нибудь собрания или кого-то из выступающих?

Монк заранее обдумал, что ему следовало сказать. Раньше ему достаточно часто приходилось лгать, но тогда его ложь в неизмеримо меньшей степени относилась к нему самому и поэтому он не испытывал таких затруднений.

– Около двух недель назад я повстречался с одной дамой, выходящей из этого здания, – начал он подчеркнуто уверенным тоном. – Она оказалась настолько добра, что рекомендовала мне несколько других обществ и групп, но я, к сожалению, куда-то задевал бумажку, где все это записал, а мы не настолько близко знакомы, чтобы я мог прийти к ней домой. К тому же я не знаю ее адреса.

Сыщика вновь охватили сомнения. Не говорил ли он сейчас лишнее, отвечая на вопросы, которые ему не задавали?

– Наша встреча была случайной, потому что она буквально налетела на меня, а потом мы разговорились, – продолжил он, украдкой заглянув швейцару в лицо. Но оно сохраняло вежливо-учтивое выражение без малейшего намека на подозрительность или недоверие.

– Действительно, сэр. Возможно, я сумею вам помочь, – кивнул швейцар. – Насколько мне известно, есть еще несколько обществ, занимающихся теми же вопросами, что и наше, однако я, пожалуй, не назову вам ни одного, где бы их обсуждали столь же глубоко и где вы могли бы услышать столь интересные доклады.

– Эта леди говорила то же самое. Она выглядела весьма привлекательно, была примерно… вот такого роста. – Монк провел ладонью у себя по груди, как бы желая сравнить высоту Друзиллы со своей собственной. – Светлая шатенка с красивыми волосами и запоминающимися карими глазами, очень большими и с совершенно искренним выражением. – Подобное описание вызывало у него отвращение, но в момент их встречи его бывшая приятельница показалась ему именно такой. – К тому же она, насколько я понял, достаточно умна и держится довольно непринужденно. В общем, необычная женщина и на редкость приятная. С виду я не дал бы ей больше тридцати лет.

– Это, судя по всему, мисс Уайндхэм, – кивнув, ответил его собеседник. – О ней все тут отзываются весьма лестно.

– Уайндхэм? – Уильям приподнял брови, сделав вид, что впервые слышит это имя. – Она случайно не дочь майора Уайндхэма из полка королевских гусар? – Это снова была ложь – насколько знал Монк, человек с таким именем в этом полку не служил.

Швейцар, задумавшись, поджал губы.

– Нет, сэр, по-моему, нет. Я, кажется, однажды слышал разговор о том, что мисс Уайндхэм приехала из Бэкингемшира, а ее безвременно умерший отец принадлежал к духовному сословию. Очень печально. Он наверняка был не слишком стар.

– Да, действительно, – согласился сыщик, размышляя над этим известием. Бэкингемшир. Выяснить, кто из важных духовных лиц недавно скончался, не составит особого труда. Отец Друзиллы вряд ли был выходцем из семьи бедного священника и, вероятно, тоже носил фамилию Уайндхэм.

– Это, наверное, случилось несколько лет назад? – спросил Монк, постаравшись придать своему голосу безразличный тон.

– Я, честно говоря, не знаю, сэр. Она говорила об отце с заметной грустью, но это вполне можно понять. К тому же она не носит траура.

– Я задаю такие вопросы лишь потому, что не желаю показаться невежливым, а также чтобы узнать, следует ли мне упоминать об этом в письме, – объяснил детектив. – Вы не могли бы сообщить мне адрес этой леди? Я собираюсь попросить ее составить новый список интересующих меня обществ.

– Мне, наверное, не следует этого делать, сэр, – ответил швейцар с сожалением в голосе, слегка поклонившись двум проходящим мимо джентльменам и дотронувшись в знак уважения до шляпы, после чего вновь обернулся к Монку: – Знаете, сэр, я опасаюсь, что наше общество не одобрит подобный поступок. Надеюсь, вы меня понимаете. Но если вы напишите письмо и оставите его у нас, оно обязательно попадет к ней в руки.