– Они могут также решить, что им необходимо вынести приговор, раз уж они произвели арест, – заметил Рэтбоун, слегка улыбнувшись. – Их положению сейчас не позавидуешь. Им наверняка не захочется отпускать Стоуна на свободу. Если он останется безнаказанным, то станет героем для любого негодяя от Вэппинга до Вулича. Впрочем, вы понимаете это лучше меня.

– Каково его мнение?

– Прокурора? – Брови Оливера приподнялись. – Он считает, что у нас есть шанс, однако не проявляет особого оптимизма. Не желаете чашку чая? Вы… выглядите… – Адвокат замялся, не представляя, насколько откровенно ему следует выражаться.

– Нет… Да. – Уильям пожал плечами. – Чай мне не поможет. – Он как будто попытался встать, слишком утомившись от ожидания, но потом, почувствовав боль, вновь опустился в кресло.

– Погоня была нелегкой? – поинтересовался Рэтбоун, сухо улыбнувшись.

Его собеседник поморщился:

– Очень.

Позвонив в колокольчик, юрист велел клерку принести чай.

– Я не откажусь выпить чашечку, даже если вы не хотите, – сказал он сыщику. – А теперь объясните, что привело вас ко мне. Наверняка не желание узнать мнение королевского прокурора насчет этого дела.

– Нет, – согласился Монк, а потом на несколько секунд замолчал.

Рэтбоун неожиданно ощутил озноб, идущий откуда-то из глубины тела. Если Уильям настолько потрясен, с ним должно было случиться что-то по-настоящему ужасное. Через двадцать минут адвокат назначил встречу с одним из клиентов. Он не мог заставить его ждать и в то же время понимал, что при подобных обстоятельствах не следует проявлять нетерпеливость; кроме того, ему не хотелось еще более усугублять переживания сыщика независимо от их причины.

Возможно, Монк сам догадался, что у его собеседника остается мало времени. Он неожиданно поднял взгляд, словно приняв про себя какое-то решение. Его челюсти оставались плотно сжатыми, а на виске заметно подрагивал мускул. Но затем он, наконец, заговорил напряженным ровным голосом, стараясь сохранить его монотонность, словно опасаясь, что любое проявление эмоций заставит его потерять контроль над собой:

– Недавно я повстречался с женщиной у подъезда Географического общества на Сэквилл-стрит. Мы познакомились и потом встречались еще несколько раз. Она показалась мне весьма симпатичной, образованной, остроумной и живой. – Голос сыщика по-прежнему звучал сосредоточенно и монотонно. – Она заинтересовалась делом Стоунфилда, потому что я собирался проследить возможный путь Энгуса в день его исчезновения. Короче говоря, мы провели вместе вечер, прогуливаясь в районе Сохо в поисках мест, где Энгус или Женевьева Стоунфилд могли искать себе подругу или друга. Нам, конечно, не удалось ничего узнать. Я до сих пор сомневаюсь в том, что кто-то из нас вообще рассчитывал на успех этого предприятия. В тот вечер мы оба наслаждались отдыхом: она – вдали от ограничений светского общества, а я – вдали от мира убогой нищеты и преступлений.

Рэтбоун кивнул, однако не стал перебивать рассказчика. Он не находил ничего необычного в такой истории и поэтому не представлял, что могло произойти потом.

– Я усадил ее в кеб и поехал вместе с нею, собираясь проводить ее домой… – продолжил Уильям, и его лицо побледнело.

Юрист по-прежнему не произнес ни слова, как будто не желая нарушать молчания.

Набрав полную грудь воздуха, Монк крепко стиснул зубы.

– Проезжая по Норт-Одли-стрит, нам пришлось сбавить скорость, потому что в одном из особняков в это время заканчивался какой-то вечер и гости как раз разъезжались по домам. Неожиданно она разорвала на груди платье, а потом, бросив на меня полный горячей ненависти взгляд, с криком выпрыгнула из кеба прямо на ходу. Оказавшись на мостовой, тут же поднялась и бегом бросилась прочь, выкрикивая, что я хотел ее изнасиловать.

Эта нелепая история не показалась Оливеру слишком необычной. Ему уже приходилось слышать рассказы об истеричных женщинах, которые вначале вели себя довольно вызывающе, а потом, неожиданно и без всякой на то причины – так, что мужчина просто не успевал опомниться, – теряли чувство реальности и заявляли, что стали жертвой насилия. Обычно подобные случаи удавалось сохранять в тайне после весьма прочувствованных споров, а также в обмен либо на деньги, либо на обещание жениться. При этом мужчины по большей части предпочитали откупиться: такой выход казался им наиболее легким в плане перспективы на отдаленное будущее. Но зачем кому-то потребовалось поступать так с Монком? Эта женщина вряд ли желала стать его женой – никто из представительниц высшего общества не станет выходить замуж за частного сыщика; к тому же он не располагал большими деньгами. Впрочем, та женщина, возможно, об этом не знала, поскольку Уильям одевался как состоятельный господин.

Детектив достал какое-то письмо и протянул его адвокату.

Прочитав его, Рэтбоун сложил бумагу и бросил ее на стол.

– Это придает делу совершенно иной оборот, – медленно проговорил он. – Насколько я понял, она собирается вам отомстить. И вы, судя по всему, не представляете, по какой причине, иначе уже упомянули бы о ней.

– Нет. Я долго ломал голову над этим вопросом. – По лицу Монка скользнула горькая усмешка. – Я ничего не помню. Абсолютно ничего. Она красивая, веселая, с ней интересно проводить время, однако в ее облике я не заметил ни единой, хотя бы отдаленно знакомой, черты. – Его голос зазвучал громче, и в нем теперь ощущались острые нотки отчаяния. – Ничего!

На мгновение Оливера охватил ужас ночного кошмара, страх, живущий в каждом из нас, о котором мы зачастую не имеем понятия. Человеку ни за что на свете не удастся убежать от себя самого. Неожиданно и с опустошающей ясностью юрист понял собеседника так, как еще ни разу не понимал до сих пор.

Однако если он желал сохранить профессионализм, ему следовало подавлять эмоции. Предающийся чувствам человек не так рационально мыслит и не всегда способен уяснить истину.

– Тогда, возможно, вы причинили зло не ей самой, – задумчиво проговорил Рэтбоун, – а кому-либо из тех, кого она любила. Женщина часто испытывает большее душевное волнение и готова пойти на больший риск ради спасения дорогого для нее человека, чем ради самой себя.

В глазах Уильяма неожиданно появился проблеск надежды.

– Но кому именно? Скажите ради бога! – потребовал он. – Им может оказаться кто угодно…

В дверь кто-то негромко постучал, но оба мужчины не обратили на стук внимания.

– Ну, насколько мне известно, это вряд ли сумеет выяснить кто-либо другой, кроме вас, – заметил Оливер. – И этим необходимо заняться, Монк. – Он подался вперед, упираясь локтями в крышку разделявшего их стола. – Не обманывайте себя надеждой на то, что вам удастся выйти сухим из воды, если она решит дать ход этому делу. Даже если она ничего не докажет, этого обвинения, пусть и совершенно необоснованного, будет вполне достаточно, чтобы привести вас к краху. Будь вы джентльменом из высшего общества, обладающим достаточными средствами и семейной репутацией, вы бы, возможно, еще сумели как-то выкрутиться, заявив, что она истеричка и неуравновешенная женщина, чрезмерно увлекающаяся собственными фантазиями, весьма далекими от реальности… вплоть до того, что она сочла вас неравнодушным к ней, а потом слишком тяжело восприняла ваш отказ. Однако никто не поверит таким речам, услышав их от такого человека, как вы.