В этой связи должен будет остаться открытым вопрос, согласен ли был бы на столь дорогостоящую инвестицию тот классический городской совет из гонорациоров, какой был во многих российских городах с правами самоуправления. Варшавскому же магистрату, с одной стороны, пришлось получить обещание финансовой поддержки со стороны центральных петербургских инстанций, но, с другой стороны, не пришлось преодолевать сопротивление гражданского общества, которого эти гигантские расходы коснулись бы напрямую, поскольку оно платило налоги. То обстоятельство, что Старынкевич все же искал такого диалога с местной общественностью, свидетельствует о стиле его руководства, предполагавшем контакты с горожанами и учет их мнений. По инициативе президента Варшавский магистрат приглашал представителей общественности с совещательным голосом на заседания плановых комиссий, дал возможность в 1880 году провести общественные слушания по проекту канализации и призывал местную прессу обсуждать спорные вопросы. Одновременно Старынкевич позаботился о том, чтобы представлять общественности официальную информацию и обоснование запланированной широкомасштабной инфраструктурной меры. По поводу этого и других магистратских решений он – русский чиновник, назначенный Петербургом, – стремился к удивительно интенсивному диалогу с местным населением и одновременно создал весьма необычные для царского бюрократа формы публичности и форумы общественного участия в управлении городом. Возглавляемый Старынкевичем магистрат сознательно общался с местным населением на польском языке448.

Все это способствовало тому, что, в отличие от большинства представителей царской бюрократии, президент города Сократ Старынкевич прорвал изоляцию русской общины в Варшаве. Он был принят в кругах польского общества, поддерживал дружеские контакты с представителями крупной варшавской буржуазии, они приглашали его на свои праздничные и культурные мероприятия449. После того как в 1892 году Старынкевичу по возрасту пришлось оставить службу, он остался жить в Варшаве до самой своей смерти. Его похороны в августе 1902 года стали торжественной массовой демонстрацией: сотни тысяч варшавян провожали тело бывшего президента своего города на православное кладбище в Воле.

Эти хорошие отношения с польским обществом, которых Старынкевич никогда не скрывал, нисколько не подрывали его авторитета в российских инстанциях. В глазах имперской бюрократии он тоже был ценным и уважаемым чиновником. Это видно, в частности, по исключительно высокой пенсии, которая была назначена бывшему президенту города после выхода в отставку: 3 тыс. рублей в год, которые получал Сократ Старынкевич, были исключительной привилегией, а значит – особой наградой, какой после него не удостаивался более ни один варшавский президент450.

Однако то, что ратуша во дворце Яблоновских превратилась в место интенсивных русско-польских контактов, было не только личной заслугой Старынкевича. Дело в том, что здесь гораздо больше, чем в других государственных органах, было польских служащих родом из Варшавы. В принципе, имперская администрация на низовых должностях везде была укомплектована в основном поляками-католиками451. Кроме того, в аппарате управления города осталось большое количество чиновников-поляков со времен Зыгмунта Велёпольского и Каликста Витковского, к которым впоследствии добавились новые – прежде всего эксперты с инженерным образованием. Поэтому в глазах варшавской русской общины магистрат был «польским бастионом» или местом «польского сговора» и неоднократно раздавались призывы к штурму этой крепости. Тем не менее успехи различных кампаний по русификации аппарата были скромными: высокая концентрация поляков-католиков среди сотрудников магистрата сохранялась и в начале XX века452.

Не только Сократ Старынкевич был хорошим знатоком варшавского польского общества. Его не столь знаменитые преемники тоже поддерживали добрые отношения с горожанами. Как правило, генерал-губернатор высоко ценил ту роль посредников между российской администрацией и польской городской элитой, которую выполняли президенты города, и обращался к ним, когда искал диалога и сотрудничества с варшавянами453. По-видимому, президент города обычно брал на себя функцию обеспечения такой коммуникации.

Не был Старынкевич и единственным, кто активно способствовал городской модернизации. Его преемники выступали за продолжение этой линии и проявляли готовность содействовать обновлению городского пространства. Последующие президенты – Николай Бибиков, Виктор Литвинский и Александр Миллер – энергично отстаивали потребности растущего мегаполиса. Они неоднократно проявляли высокую, связанную с рисками готовность к капиталовложениям в области городской инфраструктуры. Так, Николай Бибиков инициировал строительство больших крытых рынков, которые должны были обеспечить снабжение Варшавы продуктами питания. Лучшим среди этих модерных павильонов был, несомненно, построенный в 1899–1901 годах Мировский (Hale Mirowskie), при создании которого коллектив проектировщиков мог опираться на прежние планы знаменитого варшавского архитектора, Стефана Шиллера. При Бибикове же началось и возведение третьего моста через Вислу – самый крупный после строительства канализации инвестиционный проект магистрата.

Преемник Бибикова, Виктор Литвинский, помимо прокладки дополнительных телефонных линий, форсировал прежде всего электрификацию уличного освещения и трамвайной сети. Одновременно он осуществлял реконструкцию зданий, находившихся под государственным управлением. С 1908 года, например, шли масштабные работы по модернизации государственных театров. Не только тщательно отремонтировали фасады: в каждом театре была оборудована собственная электростанция со всем необходимым оснащением, а также система туалетов со смывом и внутренняя телефонная сеть454.

Благодаря этим инвестициям значительно изменилась и структура расходов городского магистрата. Если при Старынкевиче расходы в области водного хозяйства и канализации составляли чуть более 20% бюджета, то потом, к 1914 году, они значительно снизились. Даже наоборот: после того как была проложена значительная часть дорогостоящей трубопроводной системы, городские водопроводные станции в начале XX столетия начали ежегодно получать по 2 млн рублей дохода. Зато увеличились вложения в строительство и поддержание дорожно-уличной сети, и в 1914 году на это ушло более 24% расходов городского бюджета (самая крупная статья расходов за всю его историю). Значительно возросло также участие города в благотворительной деятельности и эксплуатации больниц. Если в 1883 году в них было инвестировано всего 3,2% бюджета, то в 1914‐м магистрат выделил на них уже 16,6% своих средств455.