class="p1">На мгновение он стискивает зубы. Эта боль — ничто, совсем ничто по сравнению с тем, через что он уже прошёл. Он снова расслабляется, наслаждаясь каникулами.

Худшее из наказаний профессора Амбридж никогда не сможет превзойти худшее из наказаний дяди Вернона, не говоря уже о худшем наказании от Тёмного Лорда Волдеморта — Теперь-Я-Могу-До-Тебя-Дотронуться-Круцио-.

С началом учёбы возвращаются и ученики, отдохнувшие после каникул и готовые к новым шалостям, в основном направленным против Гарри. Как ни странно, король Слизерина ничего не говорит о нём во время собрания второго семестра. С другой стороны, ему и не нужно это делать, Правители Года более чем счастливы сделать это за него. Занятия снова начинаются, но на этот раз они сложнее, чем когда-либо. Учителя сотни раз говорят, что «это год СОВ», как будто экзамены уже завтра.

Как ни странно, даже после уроков окклюменции профессор Снейп всё ещё относится к Гарри… можно сказать, по-доброму? Гарри ожидал, что поведение профессора вернётся к привычному, и он по-прежнему будет суровым и строгим учителем. Но теперь, вместо того, чтобы молча наказывать, он продолжает смотреть на тех студентов, которые смеются-шепчут-сплетничают-высмеивают Гарри, пока он не останавливает их, назначая отработку. Зелья Гарри оцениваются справедливо, даже если он не может исправить зелье после того, как Малфой или его подчинённые бросают что-то в его котёл. Иногда, когда Гарри даёт правильный ответ, на лице профессора Снейпа появляется тень улыбки.

Это первая проявленная к нему доброта, не испорченная сомнениями, плохими намерениями или скрытыми мотивами. В конце концов, если бы профессор чего-то от него хотел, разве он не был бы с самого начала добрым и сострадательным? Можно ли винить Гарри в этом чувстве? Когда он встречается взглядом со своим профессором, он отворачивается, краснея. Когда профессор хвалит его, на его лице появляется что-то похоже на застенчивую улыбку. Когда профессор хвалит Гарри — насколько профессор Снейп вообще кого-либо может хвалить — сердце Гарри хочет выпрыгнуть из груди от волнения. Когда профессор проходит мимо, у Гарри в животе порхают бабочки.

Гарри прекрасно понимает, что влюбился. Точно так же он понимает, что его чувства ни во что не выльются и останутся безответным, и в конце концов, Гарри влюбится в кого-нибудь другого. Ведь, во-первых, у профессора Снейпа есть вторая половинка; Гарри мельком увидел тень букв на правом запястье. Даже если он не со своей родственной душой, у него наверняка есть кто-то другой. В конце концов, он ровесник родителей Гарри. Даже если бы у него не было родственной души, зачем ему тощий, неопрятный маленький Гарри, мальчик, которого он ненавидел по крайней мере четыре с половиной года и лишь недавно перестал так открыто презирать? Во-вторых, у Гарри есть глупая-женщина-теперь-я-могу-дотронуться-до-тебя-отойди-только-не-Гарри Авада Кедавра.

Тем не менее, он любуется профессором издалека, лелея свои нежные чувства. Он так давно не чувствовал ничего, кроме боли-страха-стыда-печали-паники-унижения. Он цепляется за восхищение-изумление-тепло-уважение, как за спасательный круг посреди кроваво-красного моря, даже если знает, что не сможет удержаться на нём долго.

Короткая передышка лучше, чем вообще никакой.

Он не жалеет об этом решении.

До Малфоя.

Всё начинается вполне нормально. Малфой, как Правитель Года, как и ожидалось, стал старостой, что вызвало у него ещё больше злорадства. Очевидно, что он ищет любую возможность, чтобы отправить Гарри на отработку. Гарри лениво задаётся вопросом, разрешено ли одному старосте давать одному ученику столько же отработок, сколько он даёт всем остальным ученикам вместе взятым, но знает, что не следует развивать эту тему даже мысленно. Даже если он поговорит об этом с учителем — кто ему поверит? По крайней мере, один староста в год делал это с ним, пока он был в Хогвартсе. Если его заклеймят как стукача, это повредит его и без того плохой репутации, что ему совершенно не нужно. Поэтому он страдает молча. В любом случае, отработка это не так уж и долго, и терпимо, если даже не приятно, пока она не с профессором Амбридж.

Поэтому неудивительно, что Малфой находит очередную причину, чтобы назначить ему отработку. Вокруг него хихикают другие студенты, радуясь его несчастью или смеясь над самодовольным выражением лица Малфоя. Гарри не спорит.

— Отработка сегодня вечером в восемь с профессором Снейпом, Поттер, — выплёвывает Малфой таким тоном, на который способен только он, в равной степени удовлетворённым, мелочным и надменным. Как ни странно, он повторяет, — Не забудь: в восемь со Снейпом.

Он разворачивается на каблуках и с важным видом уходит прочь, а его верные Крэбб и Гойл следуют за ним.

Гарри пожимает плечами и возвращается к явно нарушающему правила хождению на урок.

То, что происходит на отработке, ненормально.

Гарри стучит в дверь. Голос кричит: «Войди!»

Гарри хмурит брови. Голос, несомненно, был мужским, но слишком молодым для голоса профессора Снейпа. Может быть, это Малфой пришёл злорадствовать и понасмехаться над ним? Так или иначе, Гарри открывает дверь.

Это всё-таки Малфой.

Но он не злорадствует.

Но он также и не разговаривал с Гарри. Он разговаривал с профессором Снейпом.

Очень голым профессором Снейпом.

Который стоит над столь же голым Драко Малфоем.

О.

Гарри знал, что эта влюбленность в профессора Снейпа ни во что не перерастёт и так или иначе должна была пройти, но ему всё равно больно это видеть. Когда он пытается закрыть дверь, Малфой кидает в него заклинание. В шоке Гарри опускает свои щиты и попадает под действие какого-то Тёмного Заклинания, которое останавливает каждое его движение.

Так что ему приходится наблюдать за всем, что происходит, за всеми движениями и за каждым стоном.

Он чувствует облегчение, когда это прекращается.

Затем Малфой говорит, лежа на столе в изнеможении.

— Хэй, Сев. Кто мы друг для друга?

Профессор Снейп поднимает бровь.

— Родственные души. Почему ты спрашиваешь, не повредило ли тебе пребывание в кругу всех этих болванов?

Малфой, всё ещё голый, качает головой.

— Нет, просто… Ты любишь меня и только меня?

Профессор Снейп перестаёт застегивать пуговицы на рубашке, обращая всё своё внимание на Малфоя.

— Я никогда не буду любить никого, кроме своих родственных душ. Ты знаешь это.

Удовлетворённый, Малфой вовлекает его в поцелуй.

— Хорошо.

— К чему ты это спрашиваешь? — спрашивает профессор Снейп, когда поцелуй заканчивается. Он внимательно изучает Малфоя.

Он пожимает плечами.

— Ни к чему.

— Это из-за влюбленности Поттера? Зачем, по-твоему, мне вообще думать о нём? О, я забыл, ты гормональный, неуверенный в себе подросток.

— Сев! — Малфой бьёт профессора Снейпа в плечо.

— В любом случае, убирайся из моего класса. Я снова и снова