– Итак, – начал он, – у вас было время образумиться. Что вы решили? Подадите ли мне руку, чтобы мы вместе подошли к друзьям? Или расстанетесь со мною навсегда?

– Простите меня, Альфред, – мягко произнесла она. – С моей стороны было бы нечестно прикрываться вашим именем. Его ведь носите не только вы, но и ваши родные, и они вправе рассчитывать, что оно останется незапятнанным…

– Мне нужен прямой ответ, – безжалостно перебил он. – Да или нет?

Она посмотрела на него с грустью и состраданием и ответила одним словом, как он того пожелал. Голос ее звучал твердо. Она сказала «нет».

Ничего не говоря, даже не взглянув на нее, он повернулся и зашагал к дому.

С опущенной головою и плотно сжатыми губами он прошел сквозь строй гостей, каждый из которых уже знал о случившемся от его сестрицы, вошел в гостиную и позвонил в колокольчик, сообщающийся с расположенной на конюшне комнатой управляющего.

– Вам известно, что я должен ехать за границу? – спросил он, едва тот появился на пороге.

– Да, сэр.

– Я уезжаю сегодня ночным поездом в Дувр. Велите сейчас же заложить двуколку. Есть что-нибудь срочное?

Управляющий тотчас предоставил ему кипу бумаг, требовавших немедленного внимания. Проклиная задержку (двуколка уже ждала на конном дворе), Гардиман вынужден был сидеть за столом и подписывать чеки и счета.

Посреди этой работы его отвлек стук в дверь.

– Войдите, – раздраженно крикнул он и поднял голову, ожидая увидеть кого-нибудь из гостей или из слуг, но в комнату вошел Моуди. Гардиман отложил перо и угрюмо взглянул на того, кто осмелился ему помешать. – А вам какого черта здесь нужно?

– Я видел мисс Изабеллу и говорил с нею, – отвечал Моуди. – Мистер Гардиман, я полагаю, что в вашей власти помочь ей, и вы должны ради нее сделать это до отъезда из Англии.

Гардиман обернулся к своему управляющему.

– Этот малый совсем свихнулся? – вопросил он. – Или выпил лишнего?

Однако Моуди невозмутимо, словно сказанное не имело к нему никакого касательства, продолжал:

– Простите за вторжение, сэр. Я не стану докучать вам объяснениями, задам лишь один вопрос: записан ли у вас номер пятисотфунтовой банкноты, которой вы расплатились за лошадь во Франции?

Тут Гардиман окончательно потерял власть над собою.

– Ах, негодяй! – взорвался он. – Он, значит, вынюхивал, чем я занимался во Франции! Порядочный человек не станет совать нос в чужие дела!

– Порядочный человек не станет мстить женщине и скрывать от нее сведения, от которых, может быть, зависит ее участь! – твердо возразил Моуди.

Такой ответ, несмотря на гнев Гардимана, возымел некоторое действие. Хозяин встал и приблизился к Моуди. Несколько мгновений они молча стояли друг против друга.

– Я смотрю, вы не робкого десятка, – усмехнулся Гардиман, от раздражения переходя вдруг к иронии. – Ну что ж, пожалуй, ради дамы я загляну в свои записи.

Он сунул руку в нагрудный карман, проверил остальные карманы, обыскал стол – книжки не было.

Моуди с нарастающей тревогой следил за ним.

– Ах, мистер Гардиман, только не говорите, что вы потеряли записную книжку!

Гардиман снова сел за стол, угрюмо покорившись этому новому несчастью.

– Ищите ее сами, если хотите. Это все, что я могу вам предложить, – отвечал он. – Вероятно, я где-то ее обронил. – Он нетерпеливо обернулся к управляющему: – Ну же, что там еще подписывать? Скорее, не то я сойду с ума в этом проклятом доме!..

Выйдя из гостиной, Моуди направился в людскую.

– Мистер Гардиман потерял свою записную книжку, найдите ее, – сказал он. – Она может быть в доме, на лужайке или под навесом. Нашедшему – десять фунтов.

Слуги, привлеченные обещанным вознаграждением, тотчас рассыпались в разные стороны. Те, кому выпало искать в саду, разделились: одни принялись за осмотр лужайки и клумб, другие проследовали прямиком в опустевший шатер. Последние были слишком увлечены поисками вожделенной книжки и не обратили внимания на пса, который в этот момент как раз закусывал оставшимися от гостей объедками. Завидев посторонних, пес через щель под холстом выполз наружу, обождал, пока все уйдут, и затем, вернувшись в шатер, продолжил пиршество.

Моуди же поспешил в ту часть сада, где рядом с кустарниковой аллеей его поджидала Изабелла.

Пока он докладывал ей о своей беседе с Гардиманом, девушка глядела на него с таким выражением, какого он не видел прежде в ее глазах, так что сердце его бешено заколотилось в груди, он смутился и умолк не договорив.

– Я поняла, – тихо промолвила она, когда он прервал свой рассказ. – Вы приносите мне еще одну жертву, Роберт! Вы благороднейший из смертных!

Вспыхнув, как мальчишка, он опустил перед нею глаза.

– Пока я еще ничего для вас не сделал, – сказал он. – Но даже если записную книжку не найдут, не отчаивайтесь. Я знаю, у кого банкнота, и теперь нужно только отыскать этого человека и установить, та это банкнота или нет.

Она грустно улыбнулась его воодушевлению.

– Неужели вы опять обратитесь за помощью к мистеру Шарону? – спросила она. – После той шутки, что он сыграл со мною, я ни капельки ему не верю. О воре он знает не больше моего!

– Вы ошибаетесь, Изабелла. Он знает, кто вор. И я тоже.

Тут он остановился и сделал ей знак молчать. К ним приближался один из слуг Гардимана.

– Нашли записную книжку? – спросил Моуди.

– Нет, сэр.

– Мистер Гардиман уже уехал?

– Только что, сэр. Не будет ли еще каких распоряжений?

– Нет. На случай если книжка найдется, вот мой лондонский адрес.

Человек взял карточку и удалился. Моуди предложил Изабелле руку.

– Я провожу вас к вашей тетушке, – сказал он.

Они уже дошли до шатра, когда на дорожке появился господин, спешивший со стороны дома. Изабелле он был незнаком, Моуди же сразу узнал мистера Феликса Суитсэра.

– А-а, это вы, дружище Моуди! – вскричал Феликс. – Счастливый человек! Все молодеете и молодеете! – Он приподнял цилиндр перед Изабеллой, и на ней его бегающий взгляд вдруг остановился. – Я, кажется, имею честь говорить с будущей миссис Гардиман? Примите мои самые искренние поздравления. Но куда подевался наш друг Альфред?

Вместо Изабеллы ответил Моуди:

– Пройдите лучше в дом, сэр. Там вам объяснят, что ваши поздравления, мягко говоря, не по адресу.

Феликс снова приподнял цилиндр, на сей раз с видом глубочайшего удивления и соболезнования.

– Видимо, что-то не сложилось? – спросил он, обращаясь к Изабелле. – Право, мне очень жаль, если я нечаянно вас огорчил. Примите в таком случае мои самые искренние извинения. Я только что из экипажа – здоровье не позволило мне приехать к началу обеда. Разрешите мне выразить надежду, что все скоро уладится, к обоюдному удовольствию сторон. Мое почтение!