Женя жадно скользил глазами по моему лицу, впитывал каждую букву признания. Он поверил и смирился.

— Я понял, — он допил кофе и выбросил стаканчик в урну. — Скажи Матвею, что папа в космос улетел. Больше вас не побеспокою.

— Жень, если ты хочешь общаться…

— Нет, — отрезал он. — Я уеду. Я не могу жить с тобой в одном городе и не быть рядом. Для меня это пиздец как сложно.

Что на это скажешь? Вероятно, так будет лучше. Для всех.

— Я оставлю тебе квартиру. Ты ведь всегда хотела иметь личное пространство, — поддел меня.

— Не нужно, — я совершенно искренне улыбнулась. — Я нашла себя. Рядом с ним и сыном.

— Тогда Матвею оставлю. Пусть хоть что-то от меня будет.

Я кивнула. Если это решение Жени, протестовать не стану. Когда-нибудь я расскажу сыну всю правду, чтобы он понял меня. И его. А там уж сам решит, что делать с подарком.

— Ну что, пошли разводиться? — Женя предложил мне руку. Я позволила помочь мне подняться.

На суде мы были образцовыми супругами, которые желали расстаться полюбовно. Мы не делили имущество. Женя полностью отдал опеку над Матвеем мне, а также заявил, что мы готовы к разводу и не нуждаемся во времени на примирение. Это был широкий жест.

— Через неделю получите свидетельство о разводе, — объявила судья Абрамова и добавила сухо: — Давно не было таких легких судопроизводств.

Сегодня было пасмурно. Лето догорало, дрожало на кончиках пальцев и прохладным каплями умывало лицо. Мы вышли на улицу чужими людьми. Я не чувствовала тоски или грусти. Мне стало очень легко. Увы, наш брак строился на обмане, а это непрочный материал. Если я снова выйду замуж, то поставлю во главу угла честность и доверие.

— Поразительно, — произнес Женя, наблюдая, как дышу полной грудью, стоя под редкими крупными каплями. Скоро дождь разгуляется. — Словно и не было пятнадцати лет. Помнишь, как пришел Аллу забирать и тебя увидел. Влюбился сразу. И сейчас готов.

— Жень, — я покачала головой, — не надо.

— Знаю… — но вопреки словам притянул меня и к губам прижался. — Последний поцелуй…

Я не ответила на него, но и не оттолкнула. Пусть будет последний.

— Прощай, красавица.

— Прощай.

Женя впервые не добавил «моя». Значит, мы порвали наши связи. Я села в машину и поехала домой. Сегодня у нас всех был выходной. Мы сами его устроили! Макс с Матвеем в Сколково. В нашем доме. Надеюсь, что-нибудь приготовят. Я ужасно голодная!

Я зашла во двор и сразу повела носом. Шашлыком пахло! Во рту слюна собралась, а ноги сами понесли на задний двор. Они стояли ко мне боком и нанизывали мясо на шампур. Макс, точнее. А Матвей сосредоточенно чистил сосиски и укладывал на сетку.

— А мама больше любит мясо или курицу?

Матвей задумался, голову почесал и выдал:

— Креветки.

Макс одобрительно хмыкнул и посмотрел на большой контейнер маринованного мяса. Я громко рассмеялась, даже слезы из глаз брызнули. Как я их люблю. Обоих. Наивысшим счастьем для меня станет, если они полюбят друг друга. Как отец и сын. Я отдавала отчет, сколько времени было упущенное, что этого может никогда не случится — максимум дружба — но надежда ведь умирала последней…

— Мам, привет! Мы тут вкуснятину готовим!

— Вижу! И я такая голодная, что съем все, что предложите!

— Достать креветки? — заботливо поинтересовался Макс.

— Только если для тебя, — тихо ответила и, пока сын отвернулся, прихватила зубами пухлую нижнюю губу. Макс намек понял. Я теперь официально (ну почти) свободная женщина — мне все можно.

Уже вечером мы, обнимаясь, сидели на диване. Матвей с Пончиком так объелись, что отдыхали на втором этаже — здесь была крутая игровая. Сын оценил.

— Дин, Дюймовочка моя, — Максим достал из кармана футляр, — надеюсь, я не бегу впереди паровоза… Я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Выйдешь за меня?.

Я любовно провела пальцами по знакомому, очень красивому лицу, такому мужественному, с четкими линиями и резким разлетом бровей. Мой. Наконец-то вместе. Спустя столько лет. Не знаю, какое нас ждет будущее, но обязательно узнаю!

— Конечно, выйду. Больше не сбежишь от меня.

— Это ты не убежишь, — и сгреб меня в объятия, на колени посадил, губы нашел. Теперь у нас общее счастье. На троих. Пока.

Дина и Макс

О. Сардиния, 3 года спустя

— Какая ты ненасытная, малышка моя, — шептала, поглаживая темную головку. Да, я сюсюкала, ну а как по-другому, когда на руках такое чудо! Мне тридцать семь и у меня трехмесячная дочь — разве это не чудо? Сейчас у Ариши золотое время: сложности с животиком закончились и теперь она только ела, спала и радовала нас своей улыбкой. — Бонджорно, синьора, — ответила на звонок по видеосвязи.

— Привет! — в телефоне улыбалась Катя Полонская. — Как ваш отдых?

Я только довольно улыбнулась и взяла со столика безалкогольную пина-коладу. Мы отдыхали в Италии всей семьей. Решили маленький отпуск устроить. Мои мужчины играли в пляжный волейбол: Матвей так вытянулся! Ему почти четырнадцать, и он скоро Максима догонит!

Мы с Аришкой спрятались от солнца в нашем бунгало на пляже. Я накинула на плечи тонкое белое парео, чтобы не смущать случайных прохожих голой грудью.

— Отлично. Аришка, правда, с рук не слезает. Поела, но только уложить хочу, снова к груди тянется. Сто процентов мамина дочка.

— Дин, ну вы успеете к празднику? Я Вадиму сюрприз приготовила.

— Макса на день рождение? — рассмеялась я. — Радости у него будет!

— Ничего, потерпит, — веско заметила Катя.

Мы очень сблизились за эти годы. Я сама растила ребенка, который мог остаться инвалидом с рождения. Мне была понятна тревога Кати, и я знала, как поддержать и вселить надежду. Мой здоровый и красивый сын тому подтверждение. Их Артемка справился. Теперь его не отличить от тысяч здоровых и крепких детей.

— Мы уже завтра домой. Обязательно будем у вас.

Наших мужчин невозможно было заставить дружить. Да, они помирились, но, скорее, терпели друг друга, чем искренне стремились к общению. Привыкли они обмениваться «любезностями». Это их ритуал.

— Хорошо, тогда жду в пятницу вечером в ресторане!

Мы попрощались, и я с дочкой на руках вышла из бунгало к морю. Солнце пригревало, но водичка в мае для меня лично прохладная — лучше в бассейне с подогревом.

— Макс, на меня подавай! — услышала голос сына. Они очень сдружились, но как-то так вышло, что Матвей не называл его папой. Принял Максима в качестве моего мужа и отца, но заветные слова так и не сказал. Никто не настаивал. Главное, что он чувствовал, что его любят и любил в ответ.