Она кивнула и улыбнулась Эмилю. Тот улыбнулся ей в ответ.

Эмиль рассказывал, как он услышал позади шум машины. Когда он понял, что машина притормозила, он обернулся. Он не видел ни марки машины, ни номера, заметил только, что это был темный комби – черный или, может быть, темно-синий. Тут шофер газанул и понесся прямо на него. Дальше он уже ничего не помнит. Возможно, он попытался отскочить, но он не уверен.

– Спасибо, Эмиль, – сказал ему Матс Хедин. – А теперь нам надо немножко побеседовать с твоими родителями. Может быть, ты пойдешь с Эллен в кухню? Позавтракаешь?

Словно услышав слова Матса Хедина, Эллен открыла дверь. Улыбнувшись нам всем, она подошла к Эмилю и помогла ему подняться. Когда он прошел мимо меня, я погладила его по руке и прошептала, что люблю его.

Инспектор криминальной полиции Оливия Лундквист села на его стул.

Скрестив ноги, она сжала тонкие руки и положила их перед собой на стол. Теперь она обратилась к Хенрику.

– Мы допросили свидетеля, который подтверждает слова Эмиля, – сказала она. – Человек видел, как машина притормозила, а потом снова рванула вперед, прямо на вашего сына. Эмиль успел отскочить. Вероятно, это спасло ему жизнь. Мы предполагаем, что водитель не находился в состоянии опьянения. И Эмиль, и свидетель описывают его действия как вполне контролируемые. Кроме того, у свидетеля сложилось впечатление, что водитель сознательно наехал на Эмиля.

Я изо всех сил сжала руки на коленях. Мне хотелось рассказать им, что я знаю, кто это сделал, кто сидел за рулем той машины. Меня так и подмывало сказать им, что они должны задержать Керстин Карлссон. Женщину, которая украла мою дочь. Женщину, которая чуть не убила моего сына.

– Никакого описания внешнего вида водителя получить не удалось, – продолжал Матс Хедин. – Вероятно, у него на голове был капюшон.

Я бросила взгляд на Хенрика. Он ответил мне многозначительным взглядом, и я увидела: он понимает, что все это время я была права. Он протянул мне руку, и я сжала ее.

– К сожалению, свидетель также не разглядел марку машины, однако оба говорят, что автомобиль был темного цвета, джип или комби, регистрационный номер также не замечен.

Матс Хедин произнес с серьезным видом:

– Мы надеемся, что тот, кто сидел за рулем, проявится и возьмет на себя ответственность за этот несчастный случай.

– Это не несчастный случай, – возразил Хенрик.

– В каком смысле? Что вы имеете в виду?

– У Эмиля в руках был зонтик Стеллы. Водитель был уверен, что перед ним моя жена.

– Что заставляет вас так думать? – спросила Оливия Лундквист.

Я достала объявление о смерти, обнаруженное в моем почтовом ящике. Положила бумажку на стол. Потом показала сообщение, полученное ночью.

– Я знаю, от кого это, – сказала я. – И я знаю, кто пытался задавить Эмиля.

– Вы хотите сказать, что это один и тот же человек? – спросила Оливия Лундквист.

– Одна и та же женщина.

– Женщина?

– Она стояла у нашего дома, запахнувшись в дождевик с капюшоном, скрывающим лицо. Эта же женщина пыталась задавить нашего сына.

Инспектор криминальной полиции Оливия Лундквист придвинула к себе бумагу с объявлением о моей смерти.

– Вы обращались в полицию? – спросила она.

– Нет, – ответила я и почувствовала на спине ладонь Хенрика. Ощутила его поддержку. – Возможно, мне стоило заявить об этом.

– Может быть, – сказал Матс Хедин. – Такое часто случается?

– Что именно?

Матс Хедин сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

– Что психотерапевту угрожают?

– Случается, хотя и нечасто, что пациенты угрожают своему психотерапевту, – ответила я. – Одни страдают аффективными расстройствами, у других отсутствует контроль за импульсами, у третьих картина такова, что агрессивное поведение является частью симптоматики.

– А почему кто-то хочет убить вас? – спросила Оливия Лундквист.

– Как ясно сказано в эсэмэс, у нее моя дочь, которую…

– Так у вас еще есть дочь?

– Все это я уже рассказывала вам в прошлый раз, – ответила я. – Моя дочь пропала двадцать один год назад. И это тот же человек. Женщина, которая украла мою дочь, пыталась задавить Эмиля в уверенности, что это я. Она хочет остановить меня, заставить меня прекратить.

Полицейские инспекторы переглянулись. Оливия Лундквист снова взяла мой телефон и перечитала сообщение.

– Но ведь здесь этого не написано, ведь правда? – спросила она, вопросительно глядя на меня. – Где написано, что она украла вашу дочь двадцать один год назад?

– Естественно, так напрямую это не написано, – нетерпеливо ответила я. – Прочтите. Там написано, что она желает моей смерти. Там написано, чтобы я оставила их в покое – «теперь она моя». Она пишет, что я подвергаю своих детей опасности, – значит, ей что-то известно о моей дочери, не так ли?

– У меня к вам один вопрос. Каким образом вы подвергли своего сына опасности?

Я стиснула зубы. Мне с трудом удавалось сдерживаться. Пальцы Хенрика крепче сжали мою руку.

– В чем цель этих вопросов? – спросил он. – Мы заявляем, что нашего сына сбила машина. Что моей жене угрожали. Кроме того, у нас есть доказательство того, что хотели убить именно ее, – вы сами читали эсэмэс, которое она получила. Разве не на этом вам следовало бы сосредоточиться? Или вы не воспринимаете все это всерьез?

– Само собой, мы относимся к этому очень серьезно, – произнес Матс Хедин с неприятной улыбкой. – К сожалению, Стелла, я вынужден спросить вас, где вы находились в пятницу вечером.

Оба посмотрели на меня. Хенрик тоже.

– В прошлую пятницу? Я уже не помню, что делала в прошлую пятницу.

– Я могу помочь вам вспомнить, – сказала Оливия Лундквист. – Вы разыскали Изабеллу Карлссон. Теперь вспомнили? Или нужно еще что-то? Вы стояли перед ее домом, хотя вас призывали с ней больше не общаться. Тем не менее, вы были там и накинулись на нее на улице перед ее подъездом.

Так речь идет о той пятнице. Моя последняя отчаянная попытка.

– Я действительно была там, но я не кидалась на нее.

– По нашим данным, вы вели себя агрессивно и были невменяемы.

– Я не вела себя агрессивно. Ничего подобного.

– Но вы были невменяемы?

– Возможно, я была немного выведена из равновесия.

Оливия Лундквист поджала губы.

– В какое время это произошло?

– Около одиннадцати или ближе к двенадцати.

– А что вы делали потом?

– Сначала я поехала домой. Потом в школу к Эмилю – наверное, около трех. Потом мы ездили с Хенриком на его машине.