Нападение горцев

В той же докладной записке содержатся весьма интересные рассуждения казачьих властей о горцах, обитавших южнее Терека. С некотором оттенком лирического настроения они писали:

«Свободный, буйный питомец едва утихшей кровавой эпохи, истинный сын долины и трущоб Кавказа еще не позабыл заветов недавней старины, полной ужаса и крови. Для него и наши заповеди о непротивлении и неубиении, и наше мирное течение трудовой жизни — непонятны и чужды. Нет в нем способности и охоты приноравливаться к их нравственному велению и дорожить ими. Не признавать их, идти им наперекор — учат горца его история, предания родной земли и колыбельные напевы сестры и матери. В родной обители своей семейной святыней видит он не наши образа, с их всенезлобием и всепрощением, а оружие прадедов, быть может, окровавленное. Он оценивает по нему подвиги предков и свои собственные дела. Этим оружием украшен его очаг, оно является частью его костюма, с ним растет он от самой колыбели. Таково неизбежное воспитание горца, и с такими задатками вступает он в свои права гражданина. Сами питаемые к нам чувства не могут не наталкивать его на путь, избираемый многими даровитыми и отважными, то есть лучшей частью туземного населения. Воровство и грабеж отнюдь не есть в горце результат необеспеченного экономического положения, как утверждают многие и силятся даже укрепить в обществе это воззрение, из побуждений ложно понимаемого либерализма. Скорее наоборот — экономическая слабость горца есть неизбежный результат его склонности к удальству и непривычки упорно работать. В то время как главнейшие работы в семье исполняет жена, туземец-хозяин находит слишком много праздного досуга, употребляемого не всегда с пользою. При современных условиях обеспечить таким способом устойчивое экономическое положение семьи нельзя.

В Щедринском лесу дважды были обнаружены убитые полицией злоумышленники-туземцы. И в оба раза это не были бедняки. Они были хорошо вооружены, при них имелись серебряные часы и в кошельках у них были деньги. В числе убитых оказался даже мулла. Трудно подумать, что на преступление их гнала нужда. С таким воровством потому трудна борьба, что совершается оно людьми вооруженными, сильными, идущими на него, как на промысел. Наполовину мирное и безоружное русское казачье население против таких воров бессильно, да и власти с ними не всегда справляются. Областная хроника у нас чуть не ежедневно пестрит грабежами, убийствами, ночными нападениями, разгромом хуторов, магазинов, целых железнодорожных станций и поездов.

Ваше сиятельство!

Вор, выезжающий на кражу при оружии, на добром коне и с часами для соответственного распределения времени, — такой вор не есть убогий поселянин, гонимый на преступление безвыходной нуждой, а есть в сущности профессиональный грабитель и разбойник», — следовал вывод в той докладной записке. И на его основе предлагалось не только увеличить полицейские силы в Чечне и Ингушетии, но также для борьбы с разбойниками задействовать воинские части. Правда, правительство решило реализовать только первую часть предложения.

Казаки, кроме жалоб на ингушей и чеченцев правительству, предпринимали и другие меры, которые порой носили характер открытых боевых действий. Сохранилась петиция ингушей, зачитанная депутатом Гадаровым на заседании Государственной думы 28 января 1909 года. В ней перечислялись все обиды, нанесенные казаками этому народу. В частности говорилось, что в 1908 году казаки произвели пять вооруженных нападений на ингушские аулы, сопровождавшиеся человеческими жертвами.

Самым крупным было нападение на аул Яндырк 20 мая 1908 года. Поводом к нему было убийство ингуша «…в огородах казачьей станицы Троицкой. Лошадь убитого прибежала окровавленная домой, и родственники убитого пошли убирать тело покойника, — сообщают материалы расследования. — Между собравшимися на месте убийства казаками и родственниками убитого произошла перестрелка, но без результатов. Казаки Троицкой, Карабулакской, Слепцовской, Михайловской, Нестеровской, Самашкинской, Ассиновской и Фельдмаршальской станиц, пользуясь случаем, собрались и совершили нападение на аул Яндырь, расположенный на расстоянии шести верст. Завязалась перестрелка, продолжавшаяся два дня. Находясь в отчаянном положении, ингуши обратились за помощью к властям. Невзирая на донесения начальника второго участка Назрановского округа, власти подоспели лишь на второй день. Из Владикавказа выступили батальоны пехоты Апшеронского полка и пулеметная команда, под начальством подполковника Попова. В то же время прибыли и три сотни казаков под начальством атамана Сунженского отдела генерала Суровецкого. Когда отряд прибыл на место, то, по распоряжению его командира часть пехоты с пулеметами взобралась на гору, доминирующую над Яндыркой, а другая часть смешалась с казаками и обстреливала Яндырку. Попов, вместо того, чтобы защищать осажденный и обстреливаемый аул, находясь под влиянием Суровецкого, девиз которого — «согнуть в бараний рог горцев», приказал громить пулеметами. Никакие мольбы и увещевания начальника округа подполковника Котляревского не громить беззащитный аул не помогли, и аул, как вражий лагерь был подвергнут ужасному огню из ружей и пулеметов. В результате в нем оказалось 7 убитых и 13 тяжело раненных. Уцелевшие женщины, дети и старики в ужасе разбежались по соседним лесам…»

Так складывались отношения между терскими казаками и горцами. Многовековая прежняя вражда пустила глубокие корни, которые давали о себе знать спустя почти полстолетия после официального завершения войны на Кавказе.

Не лучшими были отношения между горцами и пришедшими на их земли русскими крестьянами-поселенцами. Исключительно распространенным способом борьбы кавказцев с этой категорией «неверных» стало неумолимое методическое вытеснение последних созданием невыносимых условий для жизни и быта. Это достигалось, главным образом, наглым воровством скота и имущества, потравой полей и огородов поселян, их убийствами и постоянными угрозами истребления семей.

Примером тому может служить история небольшого русского поселения, основанного по приказу великого князя Михаила Николаевича в 1879 году рядом с крепостью Назрань. Проживавшие в нем 12 русских семей постоянно подвергались всевозможным притеснениям и нападкам со стороны ингушей, которые постепенно сделали их жизнь невыносимой. Только за первое десятилетие XX века два поселянина были убиты. Кроме того, за это время было выкрадено 18 лошадей, 19 коров, 2 быка, 5 баранов, 192 гуся и утки. Несложно представить, что означали для крестьянских семей такие потери. К тому же они постоянно сопровождались угрозами физической расправы. Отчаявшись уладить дело миром, русские распродавали свои хозяйства за бесценок тем же ингушам и уезжали на север. К 1910 году в селении осталось всего две русские семьи, которые не могли уехать из-за бедности.

Не менее показательными в этом плане является прошение русских жителей селения Шатой Грозненского округа, поданное начальнику Терской области в 1909 году.

«Ваше превосходительство! Жизнь русских поселян в слободе Шатой в настоящее время сделалась невыносимой в силу сложившихся исключительных условий, — пишут они. — Мы сейчас вынуждены всецело подчиняться группе чеченцев, которые в продолжении нескольких лет разными незаконными путями, до убийства русских включительно, заселили слободу и диктуют нам, уцелевшей горстке русских, свои законы…