Остальные 80 тысяч, находившиеся в тылу, приходились на штурмовую гвардию, Национальную республиканскую гвардию (из лояльных гражданских гвардейцев), пограничную полицию (carabinero) и MVR (милиция тыловой бдительности, нерегулярная правительственная структура). Пограничниками руководил министр финансов Негрин, превративший их в свой собственный 40-тысячный отряд. Главная причина неточности цифр по численности армии – нечеткость донесений по нормам питания (штабные работники и квартирмейстеры допускали крупные и мелкие подлоги и хищения) и по численному составу (командование часто манипулировало цифрами по личным и политическим соображениям).

Такой существенный рост численности был достигнут, главным образом, благодаря призыву в войска возрастных контингентов 1933, 1934 и 1935 года рождения. Невозможно определить, какую долю новобранцев мотивировал идеализм, какую – обстоятельства и даже голод (нормы питания в армии были гораздо выше, чем в гражданском секторе). Интербригадовец-англичанин, лежавший в госпитале, отмечал потом, что раненые из местных достигли стадии голода, заставлявшей их подъедать с тарелок чужие объедки, даже пережеванные. Способами подбадривания, манипуляций и шантажа милицию превращали в реальную структуру, схожую с созданной на бумаге. Зимой 1936/37 года колонны становились батальонами и бригадами. Весной 1937 года стали формироваться дивизии и даже армейские корпуса.

Так же быстро происходило назначение бригадных и батальонных комиссаров. Официальной функцией комиссара был контроль командования и забота о благополучии личного состава. Альварес де Вайо, министр иностранных дел, тайный сторонник коммунистов, уговорил Ларго Кабальеро назначить его главным комиссаром, и с его помощью этой важной структурой овладели коммунисты. К весне 125 из 168 батальонных комиссаров были членами партии (КПИ или ОСПК) или Союза социалистической молодежи.

Женералитат Каталонии следовал политике центрального правительства, пытаясь в то же время превратить свои вооруженные силы в самостоятельную каталонскую армию. Центральное правительство относилось к этим амбициозным планам резко отрицательно. Коммунисты воздерживались от критики Женералитата, так как придерживались политики содействия каталонскому президенту Компанису, чтобы не допустить к государственной власти анархистов. Добившись этой цели, они намеревались при помощи своей каталонской ОСПК взять Женералитат под центральный правительственный контроль. 6 декабря в «Diari Oficial da la Generalitat» был опубликован декрет об учреждении Exercit Nacional de Catalunya – армии в составе трех дивизий вместо смешанных бригад. Но в феврале 1937 года, когда Женералитат призвал контингент 1934 и 1935 годов, ему пришлось поставить свою армию под командование центрального генерального штаба[499].

Тем временем в Эускади баскское правительство Агирре организовало свою собственную самостоятельную армию Eusko Gudarostea из 25 тысяч человек, номинально являвшуюся частью Северной армии. Военная промышленность была милитаризирована, началось строительство «железного кольца Бильбао» – линии обороны вокруг баскской столицы[500].

Единственной наступательной операцией на севере был рывок генерала Льяно де ла Энкомьенда на юг в горах, в направлении Вильярреаля, в начале декабря. Баски и их разношерстные союзники не имели совершенно никакой поддержки с воздуха, полевых пушек у них было всего несколько штук, на воловьей тяге, – зато их собственный боевой дух был на высоте.

Пьер Бошо, французский доброволец-коммунист из батальона «Ларраньяга», записал свои впечатления. Его интернациональный отряд получил название в честь Хесуса Ларраньяги, баскского депутата-коммуниста и старшего комиссара армии.

«В пятницу, серым дождливым утром, мы собрались на казарменном дворе и собираем патронные сумки, проверяем свои пулеметы, револьверы, винтовки. Вдруг один из нас, почти мальчик, затягивает песню… Мы едем через Бильбао. На вокзале сестры, невесты и матери наших испанских товарищей. Некоторые из них плачут. Мы, итальянцы, французы и болгары из интернационального отряда, думаем о своих матерях, невестах и сестрах, которые далеко отсюда. Меня окружают испанки. Они суют мне хлеб и апельсины и говорят с нежностью в голосе: “Мучачо! Твоя семья не здесь, некому тебя поцеловать на прощанье“.

В поезде один из моих товарищей – кажется, Пьеро – совершенно безразлично говорил о смерти. “Умереть ничего не значит. Главное – выиграть”. …Мы запеваем “Карманьолу”. Потом мы спели по-испански “Молодых гвардейцев”. На мгновение мне показалось, что мы бессмертны, что ни один из нас не умрет, даже если пуля угодит в голову или в сердце.

Элоррио. Поезд останавливается. Перекликаясь, мы строимся поротно. Льет дождь. Наш рабоче-крестьянский батальон шагает вперед между черными, немыми деревенскими заборами.

Вторник. “Товарищи, подъем!” Два часа ночи, темень. Через две минуты рота готова к бою. Собственно, нам нужно было только обуться. Дудул сказал вдруг: “Действительно, когда идешь в бой, сердце бьется сильнее”.

Пули секут ветки деревьев, свистят мимо наших ушей, ударяют в землю у наших ног. Слышен шепот: “Товарищи, сейчас пойдем в наступление”». Потом громкий крик: “Adelante!” Мы идем вперед по колено в грязи. Вперед, сквозь завесу пуль. Я весь трясусь, а ведь я не трус. Все тело колышется, как вымпел на ветру. Приходится словно хватать собственное тело за плечи и толкать его вперед…

Как тяжко тащить раненого! Раненые кажутся особенно тяжелыми, когда ты на ногах с рассвета до заката. Иногда мы спотыкались, попадая в воронки от снарядов, и роняли человека, которого несли. От каждого его стона у меня разрывалось сердце. Когда мы добрались до леса, где вел бой французский батальон, я свалился. Больше ничего не помню»[501].

Ход войны на Арагонском фронте, где царило почти полное затишье, вскоре превратился в главную причину напряженности между анархистами и коммунистами. С уменьшением возможности отбить ключевые города – Сарагосу, Теруэль и Уэску – каталонская милиция погрузилась в летаргию. Но и мероприятия коммунистов (вроде футбольных матчей с противником, которые Хемингуэй принимал как благую весть) часто бывали ошибочными и обманчивыми. Коммунисты старались не допускать попадания на Арагонский фронт нового вооружения, главным образом самолетов и танков, необходимых, прежде всего, для их собственных войск под Мадридом. Часть лучших каталонских войск воевала там же, а оставшиеся были вооружены одними дробовиками. При таких условиях нереалистично было надеяться на возобновление наступления, тем более после неудачи всех семи атак XIII Интербригады на Теруэль.

Тем не менее бездействие анархистов в районе, который они обещали превратить в «Испанскую Украину», бросалось в глаза. Руководство НКТ-ФАИ ничего не предпринимало для организации партизанских отрядов и развертывания кампании махновского типа, позволявшей обойтись без ненавистных им армейских условностей. Поразительно, как Гарсиа Оливер, с его энергией и воображением, умудрился не понять, что распыление неприятельских сил на обширной территории методами активной партизанской войны стоило бы гораздо меньших потерь, чем единственная альтернатива – неизбежная бойня. У националистов не было сил на ведение войны с партизанами в тылу одновременно с обыкновенной войной на фронте. Да, в их тылах действовало немало партизанских отрядов. Но, как будет показано дальше, значительная их часть была на самом деле просто беженцами, спасавшимися от карательных подразделений националистов. Тем не менее в Галисии, Леоне, Эстремадуре и Андалусии действовало активное сопротивление; в Андалусии прославился отряд под командованием Марото, краснодеревщика из Гранады.