– Вы же знаете, что с ней случилось. – Блондинка первой пришла в себя и, вырвав у подруги зажигалку, нервно закурила. – Разбилась.

– А как она оказалась в машине, на которой ехали вы?

– О, не знаю. – Ася снова схватила руку Натальи, словно ища у нее защиты. – Это надо спрашивать не у меня. Я только актриса, поймите! Я знала только свою роль, от и до, а что было дальше – понятия не имею! У меня и в мыслях не было, что в тот вечер случится что-нибудь в этом роде…

…Первый осенний вечер этого года Ася справедливо считала пиком своей актерской карьеры – наконец-то ей предстояло сыграть нечто большее, чем пассивное смирение или истерический припадок. Один из них она только что разыграла ради гостьи, приглашенной компаньонкой – причем по собственной инициативе, не посоветовавшись ни с Михаилом Юрьевичем, ни с Генрихом Петровичем. Впрочем, с последним Ася давно уже враждовала и ни во что не ставила его указания.

– Этого упыря я просто ненавижу! – призналась она своим слушательницам. – А он меня взаимно! Впрочем, как видите, – зажал мои деньги! Это уже даже не подлость, а воровство!

– Он знал, что вы нормальны? – Вопрос Марины прозвучал как утверждение. Ася кивнула:

– Он все знал. Его наняли не для того, чтобы меня лечить, а чтобы инструктировать, как убедительней играть сумасшедшую. Попадись мне теперь такая роль, как я бы сыграла! Он многому меня научил, уж что-что, а поучать просто обожал! Только и слышала – это не так, то не правдоподобно, так не делают… Тоже мне, Станиславский!

Однако, приехав по вызову испуганной Натальи, Генрих Петрович не стал ни поучать свою подопечную, ни выговаривать ей за излишнюю самостоятельность. Закрыв за собой дверь спальни, он приказал женщине готовиться к отъезду. Ничего лишнего не надевать, ничего с собой не брать. Все должно было выглядеть как настоящий побег.

– Сперва я не поняла, в чем дело, думала – очередной трюк, а когда до меня дошло, что сегодня кончается мой контракт… Прямо не понимаю, что со мной случилось – настоящая истерика! – возбужденно рассказывала лжебанкирша, заново переживая события той бурной ночи. – Ни про гонорар его не спросила, ни про что – мне правда страшно захотелось вырваться, бежать, хоть босиком, хоть ползком до самой Москвы! Наверное, только тогда я поняла, что продала пять лет своей жизни, и какие пять лет! Кто мне их вернет? Кому я смогу хотя бы рассказать, что делала, как жила? Их просто не будет – они выпали, пропали! Будто зуб вырвали – только дырка осталась. Меня колотило, как в припадке, я плакала, ругалась, и он в самом деле дал мне какую-то таблетку. Сказал, что оставил ключи в машине, водить я умела, а дальше все было просто – я доезжала до съезда на старый карьер, там меня ждала другая машина. Я переодевалась в одежду, которая была в пакете на переднем сиденье, свою старую одежду, часы и жемчужное колье оставляла в «Фольксвагене» Генриха. И все – роль была сыграна, я ехала в Москву и устраивалась там на те деньги, которые лежали в пакете с одеждой. Там было-то всего пятьсот долларов, – презрительно заметила Ася. – Теперь уж не знаю – Михаил Юрьевич так расщедрился или Генрих подворовал? Других денег у меня не было – по уговору я все получала только после полного выполнения контракта. Все эти пять лет я прожила без гроша. Думаю, они боялись, что я удеру, если у меня будут деньги, или глупостей наделаю, в Москву намылюсь развлекаться… А что? Может, я и не выдержала бы, а без денег какой интерес удирать? Расплатиться со мной должен был Генрих. Обещал на другой день, но, как видите…

«Это убийство. – Ника подняла глаза на Марину и прочла в ее ответном взгляде ту же мысль. – Ксению переодели в чужие тряпки, накачали снотворным и спящую столкнули в карьер, где она и утонула. Эта сорока запросто болтает о страшных вещах, сама сознается в соучастии и еще имеет глупость думать, что держит в руках какой-то компромат против банкира и психиатра! Да она с ними в одной связке! Ловко рассчитал Генрих Петрович – ведь ее в самом деле ничего не стоит обокрасть! Только припугнуть и разъяснить, какова была ее настоящая роль в этом деле, и Ася замолчит, подарит им свои драгоценные пять лет, чтобы не сесть еще на пять, уже безо всяких удобств и гонораров!»

Однако саму рассказчицу ничто в ее повествовании особо не смущало. Закончив на патетической ноте – как ее обокрали, – она внезапно обратила внимание на свой маникюр, встревоженно ойкнув, достала из сумочки пилку и занялась ликвидацией какого-то дефекта на ногте указательного пальца. Актриса совершенно не замечала установившегося в комнате молчания и очнулась, только когда ее потянула за рукав подруга. Наталья была бледна и смотрела непривычно-сурово:

– Ты понимаешь, что говоришь, Ксе… Ася?

– А что? – Та снова занялась маникюром. – Вы просили всю правду, я и…

– Да ее же убили в ту ночь, женщину, которую ты играла! Это не случайность! Это настоящее убийство!

– Преднамеренное, – мрачно уточнила Марина.

– А мне откуда было знать?! – раздраженно огрызнулась Ася, пряча пилку в сумочку и отряхивая джинсы. – Разве я по своей воле связалась бы с уголовщиной? У меня был четкий приказ – уезжать и сдать вещи. Все! Когда я узнала, чем дело кончилось, думаешь – мне не было страшно?! Вот спроси Марину – хотела я сюда приходить и все вам выкладывать? Да еще при стольких свидетелях…

Она угрюмо покосилась на Нику. Ее присутствие Асе пришлось принять как данность, после того как увидевшая ее Наталья устроила истерику прямо за стойкой бара. Ника успокаивала подругу, отливала ее водой и чуть не на себе втащила в кабинет. Марина была занята тем, что не давала сбежать Асе, очень сконфуженной таким бурным приемом. Уже в кабинете актриса предъявила претензии и заявила, что ее попросту подставили, она не рассчитывала на такой аншлаг, а просила все сделать по-тихому. Смирилась она только после того, как Марина напомнила ей о главном условии – деньги только после того, как станет известна вся правда. Тогда, поглаживая по руке плачущую компаньонку, лжебанкирша все и рассказала.

– Ну, теперь вы во всем убедились. – Ася заглянула в пудреницу и громко хлопнула золотой крышкой. – Когда деньги? Я больше не могу ждать, а обещаний слышала уже столько… Мне жить негде!

– Вам заплатят. – Марина едва взглянула на нее.

Она была поглощена своими мыслями, судя по выражению померкших глаз – весьма неприятными.

– Когда конкретно? – настаивала актриса. – Вы хоть понимаете, что такое – нет денег?

– Отлично понимаю, – отрезала та. – Завтра.

– Точно?

Марина сделала резкий молчаливый жест, явно показывающий, что точного в этом мире не может быть ничего, но актриса поняла его по-своему и успокоилась. У нее разом просветлело лицо, заискрились легкомысленным синим светом глаза, и Ася стала такой хорошенькой и веселой, что с трудом можно было поверить в то, что ей удавалось играть сумасшедшую. «Да ей и не удавалось! – заметила про себя Ника. – Я-то не могла поверить, что Ксения сумасшедшая!» Ася поднялась из-за стола и одарила всех улыбкой:

– Ну мне пора, а то долго буду объясняться, где была…