– Я расплачусь с ней обязательно, и Миша… Банницкий все мне расскажет. Только на этих условиях я останусь с ним. Что ж, время позднее, а мне еще ехать за город… Всего хорошего! Свой телефон я вам оставила.

Она приветливо кивнула Нике, чуть сдержаннее – ее спутнику и быстро пошла прочь, на ходу отыскивая что-то в сумке. На углу остановилась, извлекла на свет мобильный телефон и, уже набирая чей-то номер, исчезла из вида. Ярослав шумно вздохнул:

– Не хотел бы я быть на ее месте! Смелая гражданка!

– Смелая, да, – проговорила Ника, все еще глядя на угол дома, за которым скрылась Марина. У нее сжималось сердце, как будто предчувствуя близкую беду. – Она меня почти убедила, что они не опасны, только…

– Только что?

– По-моему, сама она в это не верит, – закончила Ника, наконец поняв выражение, которое то и дело появлялось во взгляде ее новой знакомой. – Знаешь, а ведь она его любит, этого банкира.

– Ну еще бы, – проворчал Ярослав, усаживаясь за руль и осторожно начиная войну с наспех починенным зажиганием. – Банкиров все любят. У них куча скрытых достоинств.

– Не иронизируй, – попросила Ника, устраиваясь на заднем сиденье и прикрывая сына сползшим на пол пледом, захваченным из дома. Цыганский режим, по всей видимости, ничуть не утомлял Алешку. Тот с присущим ему здоровым флегматизмом впитывал новые впечатления, а есть, как давно знала его родительница, мог что угодно и спать где придется. «Но если бы я посмела сказать такое маме или свекрови, то услышала бы, что я просто плохая мать!»

– Ирония тут ни при чем, – фыркнул Ярослав, когда машина наконец послушалась и завелась. – Просто я подумал – стала бы она так рисковать и возвращаться к нему, если бы у него не было денег?

– Стала бы, если бы любила, – упрямо ответила Ника, с грустью вспомнив собственный роман, закончившийся так внезапно и неудачно. – Сейчас для нее самый лучший выход – ехать спокойно к себе домой и подождать, как пойдут дальше события. Посадят банкира – ну и ладно. Не посадят – можно соврать, что внезапно заболела, и вернуться к нему. А она, сам видишь, суется прямо в пекло.

– Вольному воля, – философски заметил Ярослав, явно критически отнесясь к ее рассуждениям. – Может, она даже еще больше его полюбила. Как же – романтический злодей!

– Не говори глупостей!

– А кто вас, женщин, поймет? – возразил Ярослав, выруливая на шоссе. – Одно мне ясно – все это тянет не на ток-шоу, а на уголовное дело. Как думаешь – Валерия не подведет? Найдет нам своего бывшего?

Ника не ответила, и спутник, поняв ее настроение, замолчал и больше ни о чем не спрашивал. Машинально поглаживая плечо спящего рядом ребенка, женщина думала о том, что ее теперешняя жизнь больше всего похожа на калейдоскоп, которым она играла в детстве.

Тогда, много лет назад, маленькой Нике жгуче захотелось узнать, где спрятаны все эти удивительные узоры, которые живут в картонной трубке. Послушав коварного совета старшей сестры, она умудрилась разобрать калейдоскоп. Обнаружив внутри кучку цветных стекляшек, девочка мудро решила, что некоторые вещи на этом свете разуму не подвластны и собрала игрушку заново, только… Узоры после этого оперативного вмешательства уже не получались такими богатыми и сложными, как прежде, и было слишком ясно заметно, что внутри трубки никакие не волшебные гроты из драгоценностей, а несколько жалких обломков цветного стекла. Таково было возмездие за ее намерение познать непознаваемое.

«Так и сейчас, в моей новой жизни, – думала она, глядя в окно машины. – Прежняя, спокойная и симметричная, меня не устраивала, я сломала ее и собрала заново… А в этом новом мире места для иллюзий, похоже, нет!»

* * *

Машина въехала на территорию особняка уже поздним вечером, когда на чугунных столбах зажглись все фонари. Марина вышла, хлопнула дверцей и несколько минут постояла, жадно вдыхая сырой ночной воздух, пахнущий лесом и рекой. Молчаливый особняк смотрел на нее освещенными окнами, открытая дверь на террасе была похожа на распахнутый рот, готовый проглотить свою добычу. «Странно, а ведь я в самом деле не боюсь туда идти, – подумала женщина, глядя на дом, несомненно уже знающий о ее возвращении. – Та девушка в платочке так смешно на меня смотрела – будто я разведчица, идущая в стан врага, и все, что меня ждет, – посмертная награда и бронзовый бюст на родине! А я больше боюсь за Мишу, чем за себя. Ясно – произошло что-то ужасное, и эта игра, которую он вел пять лет, вымотала его до неврастении… А я собираюсь потребовать достать скелет из шкафа!»

Она поднялась на веранду, уже привычным жестом включила розовый фонарь, свисающий с потолка, – ей нравился его рассеянный, мягкий свет. В охотничьей гостиной горел камин, в кресле передним сидел Банницкий. Она осторожно подошла сзади и быстро закрыла ему глаза ладонями.

– Как ты поздно! – Он взял ее руки и поочередно их поцеловал. – Не скажешь, где была? Тайна?

– И не моя, – она присела на подлокотник кресла и кончиками пальцев взъерошила ему волосы: – Миш, а ведь скоро ты станешь совсем седым!

– Что, стар для тебя? – усмехнулся он без тени испуга. Он был в ней полностью уверен – вот что больше всего мучило сейчас Марину. «Такую веру нельзя разрушать, а я… Но мало ли чего нельзя? Я не собираюсь изображать последнюю жену Синей Бороды!» И она решилась:

– Миша, у меня к тебе дело.

– Жду– Он закинул голову, и, увидев его взгляд, женщина с ужасом осознала, что забыла наверху, в спальне, тест-полоски. Что они означали – Банницкий мог легко понять, ознакомившись с упаковкой, валявшейся там же, рядом. «Какая я дура! Он все уже знает!»

– Миша, мне нужны деньги, – твердо сказала она, и лукаво-выжидательный огонек в его серых глазах разом погас. Банницкий явно ожидал других слов, но нужно было отдать ему должное – сумел скрыть разочарование.

– Сколько, Марин?

– Много, – она сделала над собой усилие. – Пятьдесят пять тысяч долларов.

Банницкий улыбнулся, она от растерянности ответила ему тем же. Тогда он рассмеялся, и женщина, удивившись, встала с подлокотника:

– Что тут смешного?

– Ничего, – все еще посмеиваясь, ответил он, протягивая к ней руки и привлекая женщину к себе: – Ты сказала это с таким трагическим лицом, будто объявляла, что началась война. Больше ничего не хочешь сообщить?

– Пока ничего! – подчеркнуто резко ответила она, и Банницкий понял этот замаскированный ультиматум. Впрочем, за три года тесного общения они научились понимать друг друга с полнамека. Он слегка сдвинул брови:

– Я дам тебе деньги, конечно, но скажи – зачем такая сумма? Что-то случилось? Это связано с тем, что ты ездила в Москву?

– Связано. – Она смотрела ему в глаза, ожидая, что в них мелькнет хоть что-то, похожее на панику, – ведь такая определенная сумма не могла ему ничего не напомнить. Однако Банницкий выглядел лишь слегка обеспокоенным. Пожав плечами, он поднялся с кресла: