Они разбили лагерь на широкой террасе поверх последней из загадочных руин – дневной подъем оказался долгим, пыльным и изматывающим. Чуть ли не каждый камень в засыпавшем старые дренажные канавы ломаном гравии представлял собой своего рода ископаемый объект – кусок чего-то, что прежде было костью, деревом, зубом или клыком, но ныне разбито на части. Казалось, весь склон горы – сплошная свалка возрастом во множество веков, и одни лишь попытки вообразить, сколько жизней ушло, чтобы образовать подобную кучу, повергали в бессильное благоговение. А следующие за этой горы, они точно такие же? И возможно ли такое вообще?

Разве ты не видишь, Ненанда, как все непросто? Даже сама земля, по которой мы ступаем. Как все это образовалось? И чем отличается то, чем мы начали, и то, чем закончим? Нет, это я неудачно выразился. Нужно проще. Что есть наше существование?

Ненанда на такое ответил бы, что негоже воину задаваться подобными вопросами. Будем без остановки рваться вперед, каждому шагу – свое время, пусть даже он окажется шагом в бездну. В этих вопросах нет смысла.

А как возразил бы ему Клещик? Испугай бхедерина, посмотри, как он несется и падает в пропасть. Что его убило? Острые камни внизу или же ужас, что ослепил его и лишил рассудка? А Ненанда лишь пожал бы плечами. Какая разница? Главное, что теперь его можно съесть.

Нет тут никакого поединка двух характеров, как можно подумать. Просто два профиля на одной и той же монете, тот, что с этой стороны, смотрит налево, что с той – направо. И оба подмигивают.

А Десра лишь фыркнула бы и сказала: «Все это дурацкие слова, лично я любым словам предпочла бы член у себя в ладони».

Крепко держишься за жизнь, негромко пробормотал бы Клещик, и улыбка, которой ответит Десра, никого не обманула бы. Нимандр прекрасно помнил все разговоры между своими последователями, родичами, членами семьи, и столь же хорошо помнил, как они могут повторяться, почти без отклонений, лишь бы ключевые слова звучали в нужной последовательности.

Он озадачился тем, где сейчас Чик, который ушел за пределы освещенного костром пространства и то ли слушал их сейчас, то ли нет. Если и слушал, то что нового бы услышал? Способно ли что-то из сказанного сегодня изменить его мнение о них? Маловероятно. Они всего лишь препирались, пробовали на ощупь личность собеседника, и сразу же отскакивали – с хохотом или с гневом. Тычок, прыжок в сторону, постоянный поиск, где кожа потоньше – поверх прошлых синяков. Сражение – но без мечей, и никто в нем не умирает, верно?

На глазах у Нимандра Кэдевисс – которая вела себя сегодня непривычно тихо – встала, потуже запахнула плащ. Чуть помедлила и шагнула в темноту.

В скалах где-то вдалеке завыли волки.

За пределами круга подмигивающего света костра сгустилась огромная тень, Карса и Путник обернулись к ней – и тут же вскочили на ноги, потянулись за оружием. Тень шевельнулась, будто бы покачиваясь из стороны в сторону, а потом – на уровне глаз Самар Дэв, если бы она тоже поднялась, – возникли блестящий подергивающийся нос, покрытая шерстью плоская морда, пара глазок, в которых отражалось пламя.

У Самар Дэв перехватило дыхание. Медведь был огромен. Встав на задние лапы, он, вероятно, оказался бы даже выше Карсы Орлонга. Она уставилась на его задранную голову, на плоский принюхивающийся нос. Существо, как она поняла, полагалось больше на обоняние, чем на зрение. Я-то думала, что огонь зверей отпугивает, а не притягивает.

Если медведь нападет, события будут развиваться… стремительно. На пути у него сверкнут два меча, раздастся звучный рев, взмах когтистых лап отшвырнет жалких соперников – и зверь кинется на нее. Она это понимала и не испытывала ни малейших сомнений. Медведь пришел за ней.

Дэ нек окрал. Слова вспенились на поверхности ее мыслей, словно отрыгнутые из мутных глубин инстинкта.

– Дэ нек окрал, – прошептала она.

Влажные ноздри раздулись.

А потом зверь визгливо фыркнул и отступил за пределы светового круга. Шуршание гальки – и под ногами удаляющегося прочь медведя задрожала земля.

Карса и Путник убрали руки от оружия, потом вновь спокойно уселись лицом к огню. Тоблакай подобрал палку и бросил ее в пламя. Радуясь свободе, взметнулись искры – чтобы тут же мигнуть и погаснуть. Казалось, он о чем-то задумался.

Самар Дэв увидела, что у нее трясутся руки, и поспешно спрятала их под шерстяное одеяло, которым была укутана.

– Если ратовать за точность, – заметил Путник, – то не окрал. Дэ нек… – он наморщил лоб. – Как будет «коротконосый»?

– Откуда мне знать? – возмутилась Самар Дэв.

Лоб Путника наморщился еще сильней.

– Я вообще не знаю, откуда взяла эти слова. Они просто… пришли.

– Это имасский, Самар Дэв.

– Что?

– Словом окрал называется равнинный медведь, но этот был не равнинный – слишком велик, и ноги длинные…

– Я бы не хотел, – проговорил Карса, – чтобы он за мной погнался, будь я даже верхом. Сложение у этого зверя как раз чтобы загонять свою жертву.

– Но он не охотился, – заметил Путник.

– Понятия я не имею, что он такое делал, – признал Карса, с деланой небрежностью пожав плечами. – Но в любом случае рад, что он передумал.

– Он не почуял в вас обоих, – проговорила Самар Дэв, – ни малейшего испуга. Одного этого ему хватило, чтобы заколебаться. – Тон ее был резким, она чуть ли не швырялась словами. И сама не понимала, что ее так взбесило. Возможно, это было лишь последствием перенесенного ужаса, который никто из спутников не счел нужным с ней разделить. И это ее как бы… принизило.

Путник не отводил от нее внимательного взгляда, и ей хотелось на него заорать. Однако когда он заговорил, слова его были спокойны.

– Древние боги войны возвращаются.

– Войны? Бог войны? Но им же был Фэнер? Вепрь?

– Фэнер, Тогг, Фандерея, Трич и, – пожал он плечами, – Дэ нек Окрал. Кто знает, сколько всего их было. Я бы предположил, что возникали они в зависимости от того, где жили им поклоняющиеся, – и какой именно хищник был могущественней прочих, самым жестоким…

– Но такого среди них не было, – перебил его Карса Орлонг. – Могущественней прочих. Этот титул принадлежит нам, двуногим охотникам, ясноглазым убийцам.

Путник по-прежнему всматривался в Самар Дэв.

– Жестокость хищников была лишь отражением жестокости в душах им поклоняющихся. Именно это их и объединяло во время войны. С вепрями, тиграми, волками, огромными медведями, что не ведают страха.

– Значит, вот к чему привело падение Фэнера? – уточнила Самар Дэв. – Все эти давно забытые ископаемые повыползали наружу, делить наследство? Я только не понимаю, наш-то медведь здесь при чем?

– Это был бог, – ответил Путник.