моря, иные ехали в том направлении, подгоняемые перепуганными возницами и окруженные толпами сарацинских всадников: мамлюков и тяжелых конников. Повсюду в красных лужах — следах преступления — лежали убитые: возчики, рабочие, прачки, ловцы удачи, порой жандармы и турки. Раненые, которых тоже было много, оглашали стенаниями небо и взывали к Богу о помощи.

Всевышний не показывался. Зато прибыл Ричард.

Враги, яростно визжавшие и занятые резней, не догадывались об этом.

Король не отдавал приказов, просто опустил копье и пошел в атаку. Фовель ринулся вперед, стремительно, как молния. Я скакал следом, отчаянно стараясь не отстать. Оглушительный грохот копыт подсказывал мне, что все придворные рыцари с нами.

Мы обрушились на ничего не подозревавших турок с холодной, рассчитанной яростью. Я видел, как Ричард убил первого. Его копье ударило с такой силой, что противник вылетел из седла, пронзенный насквозь. Король выпустил бесполезное теперь копье и выхватил меч. Издав военный клич, он галопом устремился дальше.

Находясь немного позади — Ричард опередил меня в своем рвении, — я наметил для себя противника, сарацинского всадника в островерхом шлеме. Он все еще очумело глядел на убитого королем товарища, когда его настигло мое копье. Да простит меня Господь, удар получился на славу. Турок поднялся в воздух, будто насаженный на вертел кусок мяса. Затем я разжал пальцы — копье и тело шлепнулись в пыль.

Правая рука извлекла меч. Я искал глазами Ричарда. Ослепленный яростью боя, он никого не ждал. Во мне шевельнулся страх. Преимущество было на нашей стороне, но это не означало, что оторвавшемуся от своих рыцарю не грозила опасность. Я погнал Поммерса вперед, спеша найти государя. Тут мамлюк справа прицелился в меня из лука. Внутри похолодело. Он стрелял почти в упор, я же не мог достать его прежде, чем полетит стрела.

Я дернул поводья. Поммерс, славный конь, развернулся почти на месте и ринулся на мамлюка. Тот перепугался и слишком рано спустил тетиву. Стрела пролетела мимо — очень близко, но мимо. Я взревел от облегчения и радости — и отсек турку руку по плечо. Выражение ошеломленного недоумения разлилось по смуглому лицу; мгновением спустя нагрянула боль. Я повернул Поммерса, не обращая внимания на вопли раненого и фонтан крови, и устремился туда, где в последний раз видел Ричарда.

Я срубил конного турка, проскакал мимо запряженной четверкой мулов повозки, лежавшей колесами вверх. Двое животных были целы, одно мертво, последнее стояло со сломанной ногой. Убитый возница лежал, наполовину зажатый, под одним из дощатых бортов. Мимо со свистом и гудением летели стрелы, но выпускавшие их испуганные мамлюки целились небрежно и оказались не готовы отражать атаку. На сколько хватало глаз, сарацины повсюду обращались в бегство.

Появился Торн с окровавленным до самой рукояти клинком. Мы поприветствовали друг друга. Я спросил, не видел ли он короля, и рыцарь указал мечом в сторону моря. Не сговариваясь, мы оба поскакали туда.

Навстречу нам бросилась троица турецких кавалеристов. Мы кинулись на них, скача стремя в стремя. Слепленные из более крутого теста, нежели большинство товарищей, эти трое не отвернули. У двоих имелись копья, у третьего — кривой меч. Расстояние сокращалось, я выбрал противника — крайнего левого. Мы обрушились на них, и сразу сказалось то, что наши кони весили больше. Лошадь моего врага пошатнулась и попятилась; всадник еще старался удержаться в седле, а я уже снес ему полголовы. Я посмотрел направо: Торн срубил острие у неприятельского копья и теперь наседал на турка, а тот, оставшись безоружным, если не считать обломанного древка, лихорадочно пытался выхватить меч. Он не успел — Торн проткнул его насквозь.

Третий мамлюк развернул коня и помчался так, словно за ним гнался сам дьявол.

Смех заклокотал в моем пересохшем горле.

— Гляди, король! — вскричал Торн. — Там, на берегу.

Мы снова поскакали к Ричарду. Он по-прежнему был один, но, слава богу, пока не получил повреждений. Проделанный им путь был усеян трупами, туда-сюда метались кони без всадников. За время, понадобившееся нам, чтобы подойти, — очень короткое — он зарубил еще одного сарацина и отогнал четверых, напавших на большой фургон с высокими бортами.

Мы выехали на берег моря. Были видны корабли передового отряда — слишком далеко, чтобы помочь. Перепуганные возчики заводили телеги в воду, но это не спасало их от кровожадных сарацин. Впрочем, нападению подверглись не все. Слева, невдалеке от нас, несколько рыцарей выстроились в оборонительный порядок, прикрывая фургоны. Эмблемы на щитах мне разглядеть не удавалось.

Ричард увидел нас. Подъехав ближе, он указал на замеченных мной рыцарей.

— Хоть кто-то из французов исполнил мою просьбу. Ставлю серебряную марку, что герцога Гуго среди них нет.

— Я не приму ставку, сир.

Торн прикрыл ладонью глаза от солнца и стал вглядываться:

— Мне кажется, там де Барр, сир.

Ричард ничего не ответил. Обида, которую он затаил на де Барра, не забылась — после Сицилии эти двое не разговаривали. Печально: французский рыцарь был славным малым, а отвагой раза в два превосходил своих товарищей.

Я посчитал фургоны за спинами французских рыцарей — больше дюжины, все крупные, с крепкими осями: такие предназначались для перевозки муки или зерна.

— Сир, поглядите, как много повозок им удалось оберечь. — Поддавшись соблазну, я добавил: — Если среди них де Барр, он славно поработал.

— Это де Барр, я уверен, — твердо заявил Торн.

Я разглядел герб на щите предводителя отряда — две черные горизонтальные полосы, разделенные белым полем, — и сказал:

— Торн говорит правду, сир.

— А ну вас, пара назойливых баб, — проворчал Ричард, но в голосе его слышалась веселая нотка. — Если это и впрямь де Барр, я улажу нашу ссору позже. Для начала нужно разобраться с сарацинами.

Он указал на пару наших рыцарей, отбившихся от своих. Вокруг них кружила шайка мамлюков, осыпая стрелами. Один скакун, в которого попали дважды, споткнулся.

Снова Ричард сорвался с места. Хорошо, что он заметил тех двоих: одним был де Шовиньи, а другим — де Бетюн. Мамлюки бежали задолго до того, как подоспели мы. Ричард слегка задержался — убедился в том, что оба не ранены, и посмотрел, как де Бетюн пересаживается на коня одного из погибших. Затем он собрал отряд из двух десятков своих придворных рыцарей и велел нам снова идти в бой. На этот раз мы поскакали прочь от моря.

Сарацины, изрядно потрепанные, бросились перед нами врассыпную — так голуби, хлопая крыльями, разлетаются при виде кота.

Погоня воодушевляла: прочь от берега, мимо разгромленного обоза, на пересеченную местность. Многие неудержимо рвались вперед, раздавая