РИЧАРД КОБУРН: По углам чего?

МАЙКЛ ДЕРН: Комнаты. Вот этой огроменной комнаты. Вдруг там что-то прячется по углам?

РИЧАРД КОБУРН: Ну, это нам попросту неизвестно. Это и есть самое любопытное.

МАЙКЛ ДЕРН: Э-э… давайте оставим это. Люди его типа склонны фиксироваться на подобных вещах. Милитаристское мышление, надо полагать.

РИЧАРД КОБУРН: Я почти готов гарантировать, что в углах этой метафорической комнаты не таятся Советы.

МАЙКЛ ДЕРН: Не притворяйтесь, что не поняли.

РИЧАРД КОБУРН: Ну… ну тогда, если на то пошло, я ему просто скажу, что… что… не знаю. И – вот на это нам нужны деньги, мистер сенатор. Много денег. Мешками. Нужны деньги, чтоб разобраться, что за фигня творится.

МАЙКЛ ДЕРН смеется.

РИЧАРД КОБУРН: Вам понравилось? Неплохо сказано, верно?

МАЙКЛ ДЕРН: Услышит Лаура – она вас убьет.

РИЧАРД КОБУРН: Не сомневаюсь.

Помехи.

:…сто процентов надо записывать?

МАЙКЛ ДЕРН: Сто процентов.

: Зачем? Кто будет это слушать?

МАЙКЛ ДЕРН: М-да, немногие.

: Немногие – это сколько?

МАЙКЛ ДЕРН: Один?

: Один? Один человек?

МАЙКЛ ДЕРН: Запись прослушивается один раз. Потом сохраняется. Надежно.

: Бросьте, Майкл.

МАЙКЛ ДЕРН: Вам это так любопытно?

: Ужасно любопытно, что будет с моей записью, с записью моих слов. Вам бы это понравилось? Вас бы не волновало?

МАЙКЛ ДЕРН: Меня не раз записывали. Я уже не обращаю внимания.

: Но вам известно, куда идут записи.

МАЙКЛ ДЕРН: Да. Их расшифровывают.

: Ладно, а дальше?

МАЙКЛ ДЕРН: М-м… возможно, не следовало бы… Однако. Потом расшифровки рассылаются комитету – очень важной комиссии, – вычеркнув ваше имя.

: Что? Это еще за каким чертом?

МАЙКЛ ДЕРН: Потому что всегда есть шанс, что кто-то – не знаю кто, какой-нибудь полный дерьмец, – сольет интервью.

: А, потому что работа у нас (декламирует) сверхсекретная!

МАЙКЛ ДЕРН: Да. У вас. Ваша работа, как вы понимаете.

Ага, все я понимаю.

МАЙКЛ ДЕРН: Тем не менее они хотят слышать, видите ли, мысли, мнения эт сетера. Хотят слышать из ваших уст. Но без ваших уст, понимаете ли.

: Ваше имя тоже вычеркивают?

МАЙКЛ ДЕРН: Это нет.

: Какой вы у нас особенный.

МАЙКЛ ДЕРН: Мое имя есть в открытых публикациях. Так что, да, я особенный. Не настолько особенный, как вы, и все же.

: Умеете вы умаслить.

МАЙКЛ ДЕРН: Умею. Итак, как идут дела?

: Только и всего? Как дела?

МАЙКЛ ДЕРН: Для начала.

Серьезно?

МАЙКЛ ДЕРН: Серьезно.

: Не слишком.

МАЙКЛ ДЕРН: Да?

: Да. Не слишком. И это я говорю, прекрасно сознавая, что рискую остаться без работы не только я, но и все наши. Дела нехороши.

МАЙКЛ ДЕРН: Что в них нехорошо?

: Результаты. конечно, в восторге. Ему, но вы-то должны понимать, что… представьте, что заглядываете в темную комнату. Видите сбоку вспышку. И еще одну с другого боку. Где гарантия, что это тот же свет? Не проще ли предположить, что это просто два похожих друг на друга огонька.

МАЙКЛ ДЕРН: Вы знаете, что я тоже физик?

: Да, только вы из Стэнфордского, так что…

МАЙКЛ ДЕРН: Очень остроумно. Итак, вы хотите сказать, что сомневаетесь в идее о локализации фотонов?

: Скажу, что, на мой взгляд, мы успешнее в области локализации фотонов, чем в вопросе космических слияний. Если и внесли вклад в науку, так в этом вопросе.

МАЙКЛ ДЕРН: Так в чем же вам видится проблема?

: В математике. Послушайте, я… знаю, это очень популярная теория. Мультиверсум, или как там его. Понятное дело, глубокомысленно, безумно и забавно. Только математика не работает. Расчеты всегда можно подвести под результат. А то, чего нельзя опровергнуть, то и недоказуемо, Майкл. И хоть, по-моему, и добился успеха во многих областях, но от нас-то ждут успеха в другом. Нет никаких доказательств, что мы приблизились к воспроизведению устойчивой ссадины. Нет даже доказательств – надежных, я хочу сказать, – что наблюдаемые феномены, если их можно так назвать, вызваны наличием ссадины. Его любимое чадо – это впечатляющее устройство, обеспечившее прорывные результаты в физике частиц. Но не те, которых мы ожидали.

МАЙКЛ ДЕРН: И не те, к которым стремились. Вы участвовали в разработке. Во многом это ваша идея.

Пауза.

: Да, да. Однако же. В смысле надобно когда-то и повзрослеть, верно?

МАЙКЛ ДЕРН: Что вы скажете о распознавании фотонов?

: Скажу, что два фотона – выглядящие одним и тем же, но доказать это невозможно из-за этих математических игр – появляются на незначительном расстоянии друг от друга. Не видел никаких доказательств переноса. Это не то, что мы хотели увидеть.

МАЙКЛ ДЕРН: Что вы хотели увидеть?

: Да, не то, что я хотел увидеть. Я хотел бы видеть гораздо больше. Вести речь о нанометрах, а не о планковских длинах. И даже о миллиметрах. О сантиметрах, чтоб их!

МАЙКЛ ДЕРН: Вы многого хотите.

Да, многого. Мы ведь сперва и замахивались – в смысле, когда работали с базовыми расчетами – на многое. Если бы удалось честно-честно индуцировать субатомную афазию… на самом деле создать собственную ссадину – это было бы много. Значительное смещение, несомненное удвоение… Не знаю, что-нибудь в этом роде. Просто мы не знали. А теперь вот. Да, я знаю, вне себя. Но у них ведь свой клуб, они, знаете, сходятся компанией и чирикают между собой. И, да, я не слишком рад, что меня изгнали из клуба из-за какой-то. Но я тут пристрастен. Действительно. Я не думаю, что они правы, хоть они и используют мои расчеты и результаты. А гребаная конкуренция…

МАЙКЛ ДЕРН: Вы считаете ее вредной?

Что за дурацкий вопрос? Конечно, вредной! Столько народу занимаются практически одним и тем же, многие издавна соперничают, а их собрали в пустыне, загнали на фиг в гору, и желаемых результатов нет. В здешних водах водятся акулы, Майк. Пусть даже они одеты в… из чего там у свитер?

МАЙКЛ ДЕРН: Из альпаки.

: Вот-вот. В хреновы свитерочки из альпаки. Господи боже! Вы хотите, чтобы мы, забыв все разногласия, засели создавать что-то великое. Как в Лос-Аламосе. Но здесь не Лос-Аламос. Войны нет, настоящей по крайней мере. И мы тут не Оппенгеймеры, не Боры, не Фейнманы, кто там еще. Просто шайка поганцев, обгрызающих ногти до локтей в захолустье.