И еще одна странность. На середине правого, пустого столика лежит тень. При этом непонятно, что ее отбрасывает, это тень сама по себе, как в «Питере Пэне». Она немножко похожа на тень шарика… например, крокетного шара.

Затем, медленно, словно кто-то постепенно наращивает яркость лампы, посреди правого столика начинает проступать бледно-красное пятно.

Мона смотрит на левый стол. Крокетный мяч еще там. Но, переводя взгляд направо, она кое-что замечает. Это не совсем красный крокетный мяч, а скорее, его подобие, вроде призрака, если у мячей бывают призраки.

Он становится все ярче. И вот уже в комнате два крокетных шара, каждый на своем столике.

Лампочка у основания штанги гаснет. И тут же исчезает двоящийся изгиб стен, а с ним и шар на левом столике. Остается только крокетный шар на правом. Этот никуда не делся.

Короткая пауза, и в кадр влетает доктор Кобурн со счетчиком Гейгера в руке. Спохватившись, он переходит на важный, приличествующий видному ученому шаг. Подходит к правому столику с шаром, подносит к нему счетчик: камера чуть виляет, словно снимающий подстраивается, и дает приближение на табло счетчика. Мона мало понимает в радиации, но, судя по лицу доктора Кобурна, по его гордой осанке, показания очень низкие.

Взяв шар в руки, доктор Кобурн возвращается к камере. Подносит шар ближе, а камера дает наводку на его поверхность.

На боку шара змеится выцарапанная S.

– Что за черт? – выдыхает Мона.

Доктор Кобурн, явно довольный по уши, роняет шар в карман. Сложив руки на груди, обращает в камеру несколько внушительных слов. Важность и достоинство слетают с него очень быстро – ученый разражается смехом. Вбегают два ассистента (скорее всего, аспиранты), одна – девушка, обнимает шефа, другой, пухлый бородач, пожимает доктору руку. Затем оператор обходит камеру, чтобы поправить что-то под объективом.

Моне хватает одного взгляда на лицо – безмятежно торжествующее лицо, лицо человека, давно придерживавшего туза и наверняка знавшего, что сорвет банк, но все равно чертовски довольного победой. У Моны вырывается всего одно слово:

– Мама.

Экран затемняется.

Мона еще дважды просматривает фильм. Потом начинает перебирать другие записи.

Они ничего ей не говорят, и она, не собираясь застревать здесь на всю ночь, оставляет их, идет дальше.

А вот магнитофонные пленки и распечатки кое-что дают.

Потратив полчаса на сбор материала, Мона приступает к прослушиванию двух пленок и чтению.

Когда удается расположить их по порядку, история начинает складываться.

/Помехи/

РИЧАРД КОБУРН:…и неуместно. Я этого человека не знаю и знать не хочу. По-моему, у нас есть для этого люди. Точно помню, что встречал кого-то в зарплатной ведомости.

МАЙКЛ ДЕРН: Да, люди есть, но он едет не к ним. Он едет встретиться с вами.

РИЧАРД КОБУРН: Да это просто смешно. Кто… кто угодно подошел бы лучше. Почему не вы? Вы разумный молодой человек – более или менее.

МАЙКЛ ДЕРН: Более или менее?

РИЧАРД КОБУРН: Ну, несомненно. В смысле я совсем вас не знаю, но вы производите впечатление…

Пауза.

МАЙКЛ ДЕРН: Продолжайте в том же духе, и уверен, наши фонды останутся в неприкосновенности.

РИЧАРД КОБУРН: О, наши фонды не его дело. Он кто такой, какой-то сенатор из начинающих? Есть же, не знаю, какая-то всемогущая комиссия. Наши фонды контролирует она. Угождать надо им.

МАЙКЛ ДЕРН: А кто, по-вашему, им докладывает?

Пауза.

РИЧАРД КОБУРН: Вы это серьезно?

МАЙКЛ ДЕРН (откашливается): Может, приступим?

РИЧАРД КОБУРН: Хорошо, только с чего начать? Никогда еще не… занимался самопрезентацией для профанов. Я не силен по части связей с общественностью, Майкл. Не мое это дело.

МАЙКЛ ДЕРН: Но, вы ведь не себя презентуете. Вы презентуете нас всех. Не хочу на вас давить, но от этого многое зависит. Потому-то я так и настаивал. Просил бы вас прибегнуть к наглядным материалам, но…

РИЧАРД КОБУРН: Я не прибегаю к наглядным материалам. Не смешите народ.

МАЙКЛ ДЕРН: Ну что ж. Тогда начинайте. Начните с начала. Например, о том… чего вы добиваетесь.

РИЧАРД КОБУРН: Это… гм. Мы поставили целью… ну, первоначально нашей целью было исследование поведения… субатомных частиц при условиях, весьма сходных, если и не совсем идентичных с… условиями космического слияния…

МАЙКЛ ДЕРН: Отлично…

РИЧАРД КОБУРН:…под которым я понимаю прорывы мультиверсума… хотя этот термин зачастую вызывает критику – следы их первоначально регистрировались на различных частотах фонового излучения…

МАЙКЛ ДЕРН: Угу…

РИЧАРД КОБУРН:…и определенно не улавливались и не измерялись в непосредственной близости от Земли. Поскольку, если контакт мультиверсума – соприкосновение, слияние, называйте как хотите – действительно имел место, существует значительная вероятность, что наблюдаемые в обычной реальности законы могут… не понимаю, зачем я вам это рассказываю. Вам все известно.

МАЙКЛ ДЕРН: Угу. Да. Но вы не мне рассказываете. Вы рассказываете ему. И позвольте маленький совет.

РИЧАРД КОБУРН: М-м, да?

МАЙКЛ ДЕРН: Не рассказывайте ему этого.

РИЧАРД КОБУРН: Что? Чего именно?

МАЙКЛ ДЕРН: Ничего.

РИЧАРД КОБУРН: Почему же?

МАЙКЛ ДЕРН: Потому что для начинающего конгрессмена или там для сенатора из Иллинойса это прозвучит абстрактным бредом, на который не стоит тратить деньги. А он едет сюда именно по этому вопросу. Ему не интересны тайны вселенной. Его интересует, почему наша гора обходится американским налогоплательщикам в миллионы долларов. Он об этом и будет говорить. Он, глядя вам в глаза, скажет: «обходится американским налогоплательщикам». Увидите, это окажется его излюбленной фразой. Гарантирую. На том он и в Конгресс прошел. Так вы должны на его поговорку ответить своим присловьем. Ему и его налогоплательщику.

Тишина.

РИЧАРД КОБУРН: Ради бога, Майкл. Никогда я этому не научусь!

Скрежет отодвигаемого стула.

МАЙКЛ ДЕРН: Нет-нет! Послушайте, Дик, сядьте на место. Сядьте и попробуйте еще раз. Это важно!

РИЧАРД КОБУРН: Сколько ни упражняйся, я не справлюсь. Ни за что.