А сейчас остается только запастись терпением. И ждать. В кабины идущих на таран грузовиков уже протянули проводную связь. Вон сигнал вызова на панели моргает и хрипы из динамиков. Когда водители увидят хоть что-то в вихрях пыли, они дадут сигнал к общей атаке. И сами пойдут вперед. Так, не понял, а почему моргает? Должно же ярко гореть? И динамики должны не хрипеть, а издавать ровный звук? Переключаю связь на наушники.

– …балет уехал на гастроли. Е…те хор! – Да эти… анекдоты похабные рассказывают! Блокируя связь!!! Ну сейчас кто-то огребет…

– Говорит командир! Это Я сейчас кого-то в…у! А потом – вымою, высушу и выпрямлю! И снова – в…у! Очистить связь для передачи сигнала! – Хорошо, что есть силы шутить перед боем. Плохо, что на линии, предназначенной для других целей. Ничего, добровольцы в кабинах сидят парами – водитель и дублер, так что треп продолжится. Хоть и в узком кругу.

Секундная стрелка ме-едленно ползет по циферблату, отсчитывая мгновения до момента, когда нужно будет идти вперед. А сам сигнал к атаке подается неожиданно. В тот момент, когда мне кажется, что буря усилилась еще больше. Но лампа ярко вспыхивает, а динамик издает ровный визг. Раз, другой, третий. Началось! Я не могу этого видеть, но сейчас возле впечатляющих опор нижних конечностей моего меха проклинающий все на свете техник торопливо отсоединяет кабель от общей сети.

Терпеливо выждав оговоренное время, страгиваю «Гвардейца» с места. Шаг, второй, третий… Многотонная машина набирает скорость. А вот этого – не надо. Видимость действительно стала чуть-чуть получше. Но все равно, видно – плохо. Да и грунт – достаточно неровный. А падать, сидя в кабине меха, с такой высоты лично мне – не хочется. Встать самостоятельно я точно не сумею. Кроме того, первыми на врага должны выйти грузовики. Так что – держать утвержденный график.

Я не вижу обгоняющие меня самосвалы. Но чувствую проносящиеся в вихрях пыли и песка от встречного ветра массы их громадных корпусов. А вот теперь – можно и увеличить темп движения. Тем более что буря стихает прямо на глазах. Разряды молний практически прекратились. Еще двести-триста секунд, и видимость резко улучшится. В этот момент сенсоры фиксируют где-то впереди звук удара, отфильтровывая его из общего шума ветра. Затем практически без перерыва – второй. Несколько иной тональности. Значит, не только вывели из строя мех-охранник (а не неси дежурство с выключенным реактором!), но и проломили ворота рембазы, доставив штурмовиков на место назначения. Третий удар! По другому пеленгу. Значит, был и второй мех. Судя по всему – на боевом посту перед казармами «Небесной стражи». Еще два грузовика, похоже, никого не найдут. Бессмысленно нарезая зигзаги по просторам пустыни вокруг разрозненных строений. Ничего, было бы гораздо хуже, если бы противник выставил дополнительные посты. А вот мы этого – не предусмотрели.

Мой «Гвардеец» довольно бодро движется вперед, навстречу все более яростной стрельбе. Не понял, с кем там можно так долго воевать? И чем там бравые штурмовики занимаются? Что, до сих пор безоружных техников не могут обезвредить? С кем они там вообще войну устроили? Вот темная масса скалы прямо по курсу начала распадаться на отдельные фрагменты. Уже можно различить ворота. И пробитую в них дыру. И вспышки выстрелов за ней. И бойца, машущего красным фонарем… Похоже, я ошибся в принципах пилотов. Некоторые из них решили принять участие в обслуживании своих «скакунов». И как минимум один – сумел забраться в кабину своего меха, когда началось. Сейчас он выведет реактор в рабочий режим… И нас начнут убивать.

Еще немного! Еще чуть-чуть!

Последний бой, он трудный самый…

М. Ножкин. «Последний бой»

Выжимая из силовой установки все возможное и невозможное, мой «Гвардеец» на полной скорости врывается внутрь ангара. Бортовой компьютер сигналит о перегреве реактора и проблемах с системой охлаждения, меняя раскраску внутренностей машины на мониторе с зеленого на желтый, а кое-где уже и оранжевый. Но мне на это наплевать. Я сейчас вижу только медленно движущуюся вперед, к выходу из бокса уродливо-угловатую тушу «Дракона», в которую упираются росчерки очередей штурмовиков, бесполезно обдирая краску с брони, и мой мех рвется к ней изо всех сил, как бегун к финишной ленточке. Не с моими навыками вести «правильный» бой. Так что придется воевать так, как получается. Главное, чтобы пехота поддержала.

Вражеский мех поднимает руки, и в корпус «Гвардейца» бьют импульсы лазеров. Отстраненно фиксирую повреждение брони, хватаясь руками за ручки кресла, и что-то кричу. Удар! Масса у моего меха, конечно, меньше, чем у самосвала. И скорость пониже. Однако противнику хватает. Обе наши машины с диким грохотом падают на пол тесного ремонтного отсека. Мой мех при этом оказывается сверху. Компьютер истошно верещит, сигналя о повреждениях. «Картинка» на мониторе раскрашена в оранжево-красные оттенки, но мне сейчас не до изящных искусств. Потому что мой противник начинает ворочаться, пытаясь освободиться от лежащего на нем многотонного груза. А вот х… тебе!

Бокс заставлен ящиками и подозрительными бочками, явно огне– и взрывоопасными, так что стрелять из артавтоматов нельзя. Один рикошет – и здесь будет преддверие ада. Для использования лазеров – не хватает мощности силовой установки. Поэтому я со всей дури бью правой «рукой» меха по кабине противника. А теперь – левой! И повторить!

В ответ вражеские лазеры снова бьют в многострадальный торс моего поврежденного «Гвардейца». Импульсы пробивают искалеченную столкновением броню и, похоже, повреждают системы охлаждения. Во всяком случае, часть «внутренностей» на экране окрашивается в черный цвет. Одновременно со следующим ударом по кабине «Дракона» происходит сразу несколько событий. Во-первых, срабатывает автоматика, и аварийный люк отлетает в сторону. Одновременно что-то щелкает в кресле пилота, в котором так никто и не поставил на место вышибные заряды катапульты. Во-вторых, отключается реактор. Вот и повоевал. Теперь мой мех – просто кусок металла с начинкой из полимеров. Но именно в этот момент… сразу двое штурмовиков спустились на тросах откуда-то сверху, чтобы оказаться на корпусе ворочающейся подо мной боевой машины противника.

Где они начали с уверенностью, свидетельствующей о многократных тренировках, закреплять мощный заряд взрывчатки. Прямо на прозрачной броневой панели пилотской кабины, покрытой сейчас трещинами. Напротив ошеломленного таким развитием событий лица моего «коллеги». Надо отдать ему должное, соображал мой противник быстро. И умел выбрать наиболее подходящее к данной ситуации решение. Уже через секунду аварийный люк «Дракона» отлетел в сторону. А из динамиков вражеского меха раздался истошный вопль:

– Не стреляйте, я сдаюсь! – Вслед за воплем из люка показались трясущиеся руки пилота, за которые его рывком вытащили, сбросив на залитый маслом, антифризом и еще какой-то дрянью пол. Где, если я не ошибаюсь, начали жестоко избивать. Отходя от еще несколько секунд назад казавшейся неминуемой смерти.

Потому что стрелять из «Инферно» по бронированному монстру, когда все вокруг заставлено бочками с ГСМ и ящиками с боекомплектом, значит гарантированно погибнуть. Вместе со всеми своими товарищами. А вот управляемый опытным пилотом тяжелобронированный «Дракон» – вполне может оставаться функциональным еще некоторое время. И, выбравшись наружу из охваченного огнем ангара, нанести отряду тяжелые потери. Это выражаясь дипломатическим языком. А если по-простому – шагающий монстр одним своим видом разгонит атакующих к чертовой матери…