И тогда вперед шагнул Талл. Он молча отстранил окаменевшую от горя мать и вплотную подошел к отцу. Едва ли подобное зрелище мог вынести обычный ребенок. Но Талл видел вещи и пострашнее. И отлично помнил, как сумел спасти Лори. А если так, что мешает ему попытаться сделать то же самое для отца? Даже если для этого потребуется в десять раз больше усилий?

— Отец,— сказал мальчик так, словно Гинмар мог его слышать,— мы будем бороться вместе.

И во второй раз явил чудо. Удержал жизнь на излете дыхания, не позволив душе любимого человека расстаться с телом.

— А вы говорили, у них нет магической силы,— непонимающе развел руками Маргир.

— Это не колдовство,— тихо возразила Соня.— Это совсем другое. Сила любви. Она их никогда и не покидала.

Сама она к ковенту не приближалась все последующие дни, хотя Гинмар постоянно спрашивал о ней и ждал возможности поговорить с девушкой. Даже о том, что произошло в Риатеосе, он узнал не от самой Сони, а от Орта, в чудесное возвращение которого едва смог поверить.

Ковент вел с Ортом долгие разговоры, стараясь ввести старшего брата, на многие годы вычеркнутого из жизни, в курс последних событий в Ианте и вообще в Офире, рассказывал о себе самом — они ведь прежде не были знакомы — ничего не скрывая и не приукрашивая. Братья сблизились насколько это возможно между родными, и старший теперь не отходил от младшего. Пока тот мог только лежать на животе, а о том, чтобы вставать или даже просто сидеть, не было и речи. Зато времени для бесед хватало с лихвой, и Гинмар поражался, как быстро Орт сумел разобраться в происходящем.

* * *

Соня взялась рукой за гриву коня и легко взлетела в седло. Она обняла скакуна за мощную черную шею, затем резко встала в стременах, сжав коленями его бока. Послушное животное с радостным ржанием сорвалось с места и устремилось вперед.

Маргир задумчиво проводил их взглядом. Рыжеволосая красавица в последнее время была сама не своя. Внешне вроде бы все нормально, однако что-то Гнетет ее душу, вот она и носится по окрестностям Ианты, словно стараясь бешеной скачкой притупить душевную боль. Где она проводит дни, никому Не известно, а по ночам бродит без сна, будто тень...

Остановив жеребца, бока которого тяжело вздымались после быстрого бега, Соня спешилась и опустилась на траву. Она легла и вытянулась, закинув за голову руки и глядя на облака, несущиеся по темно-синему своду небес. «Быть грозе»,— подумала она, вдыхая плотный, жаркий воздух. Но эта мысль отнюдь не заставила ее подняться и вернуться в Ианту. Она жлала этой бури, желала увидеть себя под льющимися сплошной стеной струями и наблюдать за всполохами молний, бьющих в землю, кажется, у самых ног. Желала и ждала — этой грозы, несущей отдохновение.

Незаметно для себя самой девушка прикрыла глаза и заснула прямо на земле, но измученный мозг не знал покоя: кошмарные картины проносились в ее сознании, и то, что она видела во сне, было не менее жутким, чем пережитое в реальности.

— Соня?

Ей не хотелось никого видеть, и менее всех — того, чей голос сейчас донесся до ее слуха.

— Соня, что с тобой происходит?

Она открыла глаза и повернула к нему голову.

— Зачем ты пришел и как разыскал меня?

— Это было нетрудно. Именно здесь мы с тобой сражались каждое утро, и я знал, где ты бываешь. Скажи, почему ты избегаешь меня?

— С чего ты взял? Вовсе нет.— Соне самой стало противно от того, как фальшиво звучал ее голос.

— Я чем-то обидел тебя, Соня?

Она села, обхватив руками колени.

— Конечно, нет.

— Может быть, я сделал что-то, о чем не помню? И это встало между нами?

— Не ты, Я сделала,—произнесла девушка, опуская голову так низко, чтобы Гинмар не видел ее лица под золотыми волнами волос.

— Что?

— Ты знаешь. Я предала тебя ради Эйдана. Ты умирал, не в силах себя защитить, а я стояла и смотрела. И самое ужасное заключается в том, что, если бы все повторилось, я поступила бы точно так же. С тех пор я не могу спать по ночам. Я все время слышу твой крик и вижу, как ты... как тебя... И еще... они мне сказали, если ты умрешь, они возьмут Джиллу и станут терзать ее... а потом...

— Но этого же не случилось. Посмотри на меня — я жив. И Джилла тоже.

— Это могло случиться.

— Много чего могло произойти. Что с Того? Неужели ты полагаешь, будто я могу держать на тебя зло из-за того, что ты поступила именно так, как должна была? Чтобы вытащить меня, ты в ту самую ночь пожертвовала большей частью своего времени, вернула Орта в мир живых...

— Они рвали твою плоть, а я стояла и... Ты бы на моем месте поступил иначе, потому что ты не выродок.

Гинмар встал перед ней на колени и заключил девушку в объятия.

— Бедная моя... Ну какой же ты выродок, если я пережил это один раз, а ты день и ночь мучаешься вот уже сколько времени. Успокойся. Кто может знать, как бы он сам поступил на месте другого? Я не знаю. Вставай, пойдем домой. Буря идет.

— Ты правда... правда не испытываешь ко мне ненависти?

Он взял ее лицо в ладони и посмотрел в глаза.

— А как ты сама полагаешь?

В его взгляде не было ничего, кроме любви, нежности и сочувствия. Губы Гинмара нашли ее губы, и несколько мгновений эти двое, мужчина и женщина, не размыкали объятий. Соня и не думала сопротивляться; наоборот, она сама ласкала Гинмара с такой неистовой страстью, словно впервые в жизни испытывала нечто подобное. Стянув с его плеч рубашку, она коснулась пальцами его спины, исполосованной едва затянувшимися шрамами.

— Возьми меня, Гинмар,— выдохнула Соня,— люби меня...

Как ни трудно было ему в этот миг оторваться от нее, ковент сделал это.

— Соня, милая, ты прекрасна. Но мы не можем... не имеем права. Как мы станем потом смотреть в глаза друг другу? Ты ведь вовсе не любишь меня в обычном смысле. Да и вряд ли тебе понравится, если вместо твоего имени я в какой-то момент~ назову имя Джиллы.

Он поднялся. Соня тоже вскочила на ноги и улыбнулась. Между ними теперь не осталось никаких недомолвок. И того, из-за чего они могли бы позже испытывать неловкость.

— Спасибо — Она на миг положила голову ему на плечо и тут же обернулась, отыскивая глазами коня.

— Пойдем пешком.— Гинмар взял ее за руку.— Конь сам найдет дорогу, а мне пока в седле не усидеть,— усмехнулся он,— Эй, не грусти, рыженькая! Были бы кости, мясо нарастет.

* * *

...Орта с рождения растили и воспитывали как властелина. Это, а возможно, природная решительность и полное отсутствие страха перед тем, чтобы принять на себя любую ответственность, или то и другое вместе, помогло мгновенно разрубить запутанные узлы иерархических интриг. Он не стал, подобно младшему брату, расшаркиваться перед вековыми традициями наследования офирского престола и заявил Гинмару прямо: