родителям позвонить, но они думают, что я в Ташкенте. Да и следователь тоже так думает. Надеюсь, по крайней мере. Можете помочь такой звонок сделать, чтобы телефонистка не говорила, что типа Новосибирску ответьте?

— Артём, сможешь? — переадресовывает он мой вопрос Прокудину.

— Не проблема. Пойдём. Здесь прямо в гостинице есть переговорный пункт. Организуем.

Ещё раз убеждаюсь, что корочки помогают решить множество проблем. Звоню родителям и Кофману, своему адвокату. На всякий случай ему тоже не сообщаю, где я на самом деле нахожусь.

— Егор, когда ты приедешь? — с тревогой спрашивает мама. — Тут по твою душу следователь приходил, собственной персоной. Говорит, ещё какие-то материалы появились. Не нравится мне всё это. Ты уверен, что адвокат поможет?

— Всё будет хорошо, мам. Не переживай. Здесь идёт школа комсомольского актива. Передовики производства со всего Союза и работники ЦК. Ты не представляешь, насколько это заряжает энергией. С адвокатом я переговорю.

Кофман тоже кажется обеспокоенным.

— Егор, — говорит он. — Мы конечно можем ещё пару дней потянуть, но потом они объявят тебя в розыск. Суходоев уже выяснил, что ты не в Ташкенте. Пока неофициально, но это вопрос времени. И вот, неприятное известие. Он нарыл ещё что-то. Что, не говорит, требует явки. Я считаю, тебе лучше приехать. Не сообщай мне, где ты, не надо. И подумай над моими словами. Ты же не планируешь всю жизнь прятаться, правда?

Не планирую, не планирую. Прятаться я не хочу, это уж точно.

Пользуясь случаем, решаю позвонить Рыбкиной. Она же волнуется… Хотя… с чего бы ей волноваться? Ну, значит, не волнуется, а скучает, томится… Да какая разница! У меня неспокойно на сердце, вот и хочу позвонить.

— Наташ, привет, ну ты как там?

— Егор! — голос дрожит от радости. — Ты когда уже приедешь? Ты ещё в Ташкенте?

— В нём самом, — отвечаю я и замечаю, как губы растягиваются в улыбке. — Скоро, скоро уже приеду. Вот только дела доделаю и прилечу.

— Дыню мне привези.

— Дыню? — смеюсь я. — Так ещё не сезон.

— Знаю, я пошутила, — она тоже смеётся, и вдруг смех обрывается. — Я… я соскучилась…

— Я тоже соскучился, — бодро отвечаю я и вдруг понимаю, что это, в общем-то… правда.

Да, я тоже соскучился. Это открытие оказывается совершенно неожиданным. И даже… немного пугающим. Что это со мной? Так и до греха недалеко. Тьфу-тьфу-тьфу. Мне ещё только семнадцать, ещё дел вон сколько, как говорится, в шапку не соберёшь…

Нет, совершенно определённо, мне рано голову забивать всякой ерундой. С одной стороны, ещё молод, а с другой — наоборот, уже не молод. Так что вся эта любовь-морковь и прочие девчачьи оттенки розового не для меня.

— Егор, ты ещё там? Чего замолчал?

— Э-э-э… Я не замолчал, здесь я…

— Ну, хорошо, что здесь…

Повисает неловкая пауза и я с ужасом ощущаю себя настоящим десятиклассником, теряющимся в разговоре с девчонкой. Капец.

— Как там дядя Гена поживает?

Наташка хмыкает.

— Да как обычно. Всё как всегда.

— Ну хорошо. Стабильность — это…

Блин, у меня что, мозги внезапно размягчились? Так, нужно срочно выбросить всю эту дурь из головы! Вон у меня в одной только новосибирской квартире сразу две половозрелые красотки имеются, а я тут с девушкой-подростком в молчанку играю.

— Ладно, Наташ, рад, что всё хорошо. В школе всем привет, скажи, что скоро вернусь. Бате…

— Три минуты истекли, — прерывает меня телефонистка.

— Ну всё, в общем, пока-пока.

— Слышь, Лидия, — говорит Айгуль, когда мы идём вечером домой. — А этот додик, кажется, того, да?

— Чего того? — хмурится Лида.

Я не вижу её лица, но по голосу чувствую, хмурится.

— Чего-чего? — смеётся наша негостеприимная хозяйка. — Влип дурачок, вот чего. Клюнул на тебя.

— Отстань.

— Ой да ладно, подумаешь, пацанчик он чётенький, да же, Бро? Хоть и кучерявый. Эх, надо было в кабак зайти, чёт жрать охота.

— Пельмени есть, — напоминаю я, — И сосиски. Не благодари.

Вчера снова ходил в магазин.

— Вот, даже и не собиралась, — фыркает Айгуль. — Налетели, как саранча, благодарить вас ещё.

Мы подходим к подъезду. Вечерний воздух приносит влажную прохладу. Днём уже тепло, сегодня температура поднималась аж до семнадцати градусов, а вот ночи ещё холодные. Около нуля.

Я иду первый и, пройдя мимо красной «Копейки», начинаю подниматься по ступенькам на крылечко, когда слышу, как у машины открываются дверцы.

— Эй, макака, сюда подошла, — раздаётся грубый неприязненный голос.

Это ещё что за хрень? Я резко оборачиваюсь и с удивлением вижу, как Айгуль останавливается и в её взгляде мелькает что-то вроде страха. Серьёзно? Она ведь ассасин-камикадзе… У машины стоят трое орков со злыми звероподобными лицами.

— Сюда, я сказал! — приказывает один из них.

На нём широкие брюки, короткая кожаная куртка и широкая грузинская кепка, сшитая правда из ондатры. Надо же, таких кадров днём с огнём не ссыщешь.

— Где Киргиз? — спрашивает другой орк. На нём кроссовки «Адидас» и спортивный костюм неопределённого бренда. — Ты узнала-нах?

— Нет, он не появлялся, — качает головой Айгуль.

Должно быть, врёт.

— Ну всё, — обладатель мехового «аэродрома» сплёвывает на асфальт. — Писец тебе. Залазь в тачку.

28. Наша служба и опасна и трудна

— Эй-ей! Притормози, братан, — говорю я и, спустившись с крылечка, встаю рядом с Айгуль. — Чё за дела, вообще?

— А это чё за хер? — не глядя на меня и обращаясь к ней, спрашивает лихой человек в кепке.

С этого расстояния мне неплохо его видно, несмотря на вечернюю мглу. Лицо недоброе, с многочисленными следами драк. Мелкие шрамы, оспины и порезы усыпают его скулы. С такой-то рожей он ещё может кого-то называть макакой?

— Ну, если он не приходил, — повышает голос Айгуль, — как я тебе его найду?

— Да мне пох, — кривит орк губы в ухмылке. — Я тебя предупреждал? Не скажешь, где Киргиз, пожалеешь. Предупреждал?

Она не отвечает, но, судя по виду, этой встрече совсем не рада.

— Я тебе говорил, что увезу и пущу по кругу? Говорил. То есть я какой вывод делаю? Значит ты сама именно этого и