С наступлением зимы прекратили активные действия и войска Цзо Цзунтана. Во-первых, штурмовать в холода высокогорные перевалы было безумием. Во-вторых, недавно переживший разгром «опиумных» войн Пекин был вынужден прислушаться к недвусмысленным сигналам из Лондона. В столицу Британии на переговоры с представителем Якуб-бека отправился цинский дипломат Го Сун-Тао. Кстати, это было первое посольство маньчжурского Китая в Западную Европу, а сам «цзиньши» (профессор) Го был по совместительству известным в Поднебесной историком.

Пекин откровенно побаивался Лондона, кроме того, верхи империи Цин всё ещё не были уверены и в победном исходе столкновения с основными силами Якуб-бека. Переговоры в столице Британии решили вести на всякий случай – чтобы не обострять отношения с англичанами и, одновременно, чтобы и далее не провоцировать Якуб-бека на активные действия. Цзо Цзунтан даже направил из Урумчи к «Счастливчику» парламентёров с предложением в обмен на перемирие выдать цинским властям всех повстанцев-дунган, бежавших в Синьцзян после разгрома мусульманских восстаний в китайских провинциях Шэнси и Ганьсу.

Якуб-бек, естественно, не пошёл на выдачу «язычникам» своих собратьев по вере, но ещё более убедился в правильности своей выжидательной стратегии. Однако холодная зима с 1876 на 1877 год показала, что «Счастливчик» обманывает сам себя. Зима была тяжёлой для обеих сторон, но регулярные войска империи Цин могли опираться на ресурсы далёкого Китая и поставки продовольствия из российских владений в Средней Азии. Тогда как огромная, по местным меркам, армия Якуб-бека, сосредоточенная в Турфанской долине и окрестностях, зимой столкнулась с проблемами снабжения.

Как писал полковник Алексей Куропаткин (будущий главнокомандующий в Русско-японской войне), в 1876–1877 годах не раз побывавший в Синьцзяне: «Зима не принесла с собой усиления войск Якуб-бека… Положение войск на передовой линии было бедственное, большая часть стояла в палатках при морозах до 20 градусов, не имела достаточно тёплой одежды и почти не имела топлива».

К трудностям снабжения добавился и упадок духа. Рядовые бойцы и офицеры и даже высшие военачальники Якуб-бека не понимали, отчего «Счастливчик» не предпринял никаких действий, чтобы помешать китайцам захватить почти всю Джунгарию. Большая политика в виде переговоров в Лондоне оставалась глубокой тайной. Да мусульманские повстанцы, жившие ещё средневековыми понятиями, и не приняли бы такие «геополитические» манёвры.

Полковник Куропаткин так описывал состояние армии Якуб-бека к весне 1877 года: «Что же касается нравственного духа, то он ухудшался. Дезертирство всё усиливалось и стало захватывать в свои ряды личности, в верности которых Якуб-бек всего менее был способен сомневаться…»

На фоне военных трудностей сказалось внутреннее напряжение в «государстве» Якуб-бека, где все местные уроженцы были недовольны деспотичной властью «Счастливчика», опиравшегося преимущественно на своих соплеменников, узбеков-«андижанцев». Первыми к китайцам стали перебегать те, кто ранее служил на чиновничьих должностях в цинском Синьцзяне. Таким перебежчикам «императорский комиссар» Цзо Цзунтан возвращал прежние чиновничьи звания и даже раздавал высокие должности во всё ещё подконтрольных Якуб-беку районах.

В самом начале 1877 года к китайцам перебежал отряд в четыре десятка «отборных джигитов», сопровождавших полевую казну Якуб-бека. Естественно, дезертиры ушли вместе с казной. К весне к китайцам бежал даже родной брат того человека, которого Якуб-бек послал на секретные переговоры в Лондон. Этого перебежчика по имени Хамиль-хан китайцы наградили деньгами и отпустили жить на нейтральную территорию, в Ташкент, ставший к тому времени русским.

«Всего с 1876-го по февраль 1877 года, – пишет Куропаткин, – дезертировало до 400 человек. Кроме потери казны, кроме бегства нужных ему людей, Бадаулета (Счастливчика) зимою постигло новое несчастие. Устроенный им по дороге из Токсуна в укрепление Даванчи (Дабаньчэн) в урочище Сиапур склад продовольственных запасов и пороха сгорел дотла. В складе было собрано до 80.000 чариков (свыше 147 тонн) муки и до 17.000 чариков (свыше 32 тонн) крупы. Причина пожара неизвестна. Подозревали умышленный поджог».

В начале 1877 года в Урумчи располагалось всего шесть тысяч китайских солдат. Якуб-бек усилил до двух тысяч гарнизон крепости Дабаньчэн, запиравший горный перевал, ведущий из Урумчи в тыл его основных сил в Турфанской долине, и считал себя в полной безопасности на этом направлении. «Счастливчик» всё ещё ждал со стороны китайцев удара в лоб от «оазиса Хами» и надеялся на переговоры в Лондоне.

Но к весне 1877 года Цзо Цзунтан сумел скрытно перебросить в Урумчи пришедшие из далёкого Китая 13 отборных батальонов с современным оружием (6500 пехотинцев, 500 кавалеристов и 38 нарезных орудий). В ночь на 18 апреля, воспользовавшись густым туманом, лучшие войска «императорского комиссара» Цзо неожиданно атаковали крепость Дабаньчэн, прикрывавшую стратегический горный перевал, ведущий в тыл основных сил Якуб-бека.

Крепость к тому времени защищали две тысячи регулярных войск владыки Синьцзяна (из них половина с современными винтовками) и несколько тысяч повстанцев-дунган, бежавших сюда из Урумчи ещё в августе 1876 года. Гарнизон крепости сумел отразить неожиданную атаку маньчжуро-китайских войск. В ходе боя, продолжавшегося целые сутки, 400 «сарбазов» провели успешную вылазку, разгромив отряд в тысячу китайцев и даже ранив командовавшего китайским наступлением генерала Лю Цзиньтана (именно он в прошлом году захватил Урумчи).

Однако войска империи Цин были упорным противником. Они сумели полностью окружить крепость Дабаньчэн и блокировать единственную горную дорогу, по которой могло прийти подкрепление. Поспешивший на помощь крупный отряд Якуб-бека попал в засаду и был разбит.

Через трое суток непрерывного штурма сказалось превосходство новой китайской артиллерии. В ходе массированного обстрела 20 апреля один из разрывных снарядов попал в пороховой склад. Взрыв повредил укрепления и вызвал большой пожар. К вечеру крепость Дабаньчэн пала. Победителям достались богатые трофеи, включая 800 породистых коней. Свыше двух тысяч мусульманских защитников Синьцзяна погибли, а 1316 человек попали в плен. Офицеры Цзо Цзунтана тщательно подсчитали и донесли командованию, что среди пленников 865 уйгуров, 213 узбеков, 169 дунган и 69 торгоутов (монголов-ойратов).

Цзо Цзунтан сразу повёл политику демонстративного отделения аборигенов Синьцзяна от пришлых «андижанцев»-узбеков, соплеменников Якуб-бека, служивших опорой его диктаторской власти. Всех пленников, кроме узбеков, освободили, щедро выдав им припасы и коней для возвращения по домам. Офицеры Цзо Цунтана уверили освобождённых, что империя Цин ведёт войну только против «андижанцев» Якуб-бека.

И тут владыка Синьцзяна допустил ещё одну ошибку. Вот как её описывает Алексей Куропаткин, до середины весны 1877 года остававшийся на территории Восточного Туркестана: «Считая весьма опасным принятый китайцами образ действий, Якуб-бек, чтобы парализовать влияние их обращения с пленными, принял меру, которая ещё более повредила ему и создала симпатию к китайцам. Он предписал сыну своему Хак-кулы-беку лишить пленных возможности распространять слух о своем освобождении далее. Хак-кулы-бек выполнил волю своего отца, умертвив значительную часть этих несчастных. Остальные успели бежать обратно к китайцам… Эта мера, как и следовало ожидать, произвела результат обратный тому, которого ожидал Якуб-бек. Слух об этом зверстве быстро прошел по всей Кашгарии, выказал слабость андижанцев и сделал их ещё более ненавистными. Обращение же китайцев с пленными, преувеличенное в рассказах, послужило к усилению партии, противной Якуб-беку…»