Жанна де Брем являлась вдовой шевалье, а потому она оказалась, безусловно, знатнее своего второго мужа, имевшего титул экюйе[826]. Она, по всей видимости, была также богата, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что ни она, ни ее первый супруг не скупились на расходы, когда отстаивали свои права в суде. Следовательно, деньги у них водились, и они отошли Жанне, составив ее наследство. Об имущественном положении Бридуля де Мезьера нам, к сожалению, ничего не известно, кроме одного: он очень рассчитывал на собственность жены, когда обвинял ее в адюльтере и призывал судей передать ему в пожизненное управление ее владения.

Именно материальная сторона дела, как мне представляется, и заставила нашего героя обратиться в суд вместо того, чтобы лично учинить расправу над изменщицей. К этому моменту над Жанной де Брем уже висело обвинение в соучастии в убийстве, против нее свидетельствовали и показания Жана де Кондета, и прочие сведения, полученные с места преступления. Если бы дело было доведено до конца и молодую женщину признали виновной в гибели Гийома де Капелля, ее ждала бы смертная казнь и обязательная — как всегда в случае умышленного убийства (meurtre) — конфискация всего ее имущества в пользу короля. Именно так произошло в 1391 г. с Белон, супругой Дриона Ансо, обвиненной в том, что она вместе с любовником Тевенином по прозвищу Одиночка задушила ночью собственного мужа, а его тело бросила в реку[827]. Объявленная «убийцей и пособницей в убийстве», Белон была единодушно приговорена судьями Шатле к сожжению[828].

Точно так же, по всей вероятности, развивались бы события и в деле Жанны де Брем, и ее второй супруг при вынесении обвинительного приговора не мог бы рассчитывать на получение ее имущества. Впрочем, если бы нашу героиню признали невиновной, ее владения все равно не перешли бы в управление Бридулю, поскольку являлись неотчуждаемой собственностью женщины. Речь шла о douaire — имуществе, унаследованном Жанной от Гийома де Капелля. Это могло быть т. н. условное наследование, при котором доля жены специально оговаривалась в завещании мужа, или же обычное наследование — треть или половина (при отсутствии у пары детей) имущества умершего супруга, не считая собственного приданого женщины. Так или иначе, но новый избранник госпожи де Брем не получил бы права распоряжаться этим наследством без согласия самой владелицы[829]. Однако, если женщина по каким-то причинам лишалась возможности управлять своей собственностью (например, оказывалась больной, сумасшедшей или замешанной в преступлении), эта функция могла перейти к членам ее семьи[830]. Данным обстоятельством, как мне представляется, и собирался воспользоваться Бридуль де Мезьер. Обратившись с официальной жалобой в суд, он, если можно так выразиться, попытался сыграть на опережение.

Тем не менее, чиновникам Парижского парламента оказалось весьма непросто доказать, что Жанна де Брем действительно длительное время изменяла своему второму мужу. Ведь Жан де Кондет, считавшийся ее любовником, уже умер и не мог ни подтвердить, ни опровергнуть слова «обиженного» истца. Вероятно, никакой измены наша героиня и вовсе не совершала, однако ей, учитывая ее репутацию и висевшие над ней иные обвинения, уже никто не верил: ее собирались передать в руки Бридуля, как только будут получены документы, подтверждающие заключение между ними брака. И тогда муж, лишив Жанну всех прав, посадил бы ее в свою собственную тюрьму, а сам имел бы полное право распоряжаться ее немалым состоянием.

* * *

Безусловно, подобное развитие событий является всего лишь моим предположением: ведь вполне могло оказаться, что брак с Жанной де Брем был попросту выдумкой Бридуля де Мезьера. Однако эту гипотезу подтверждают материалы судебной практики. Имущественные вопросы часто волновали оскорбленных мужей не меньше, а даже больше, чем собственно факт измены. Так, в 1381 г. парламент рассматривал дело некоего парижанина, обвинявшего свою жену в преступном сожительстве с королевским сержантом. При том, что женщина давно оставила его и открыто поселилась в доме любовника, ее муж вовсе не требовал, чтобы она к нему вернулась, и не собирался хоть как-то ее наказывать. Он всего лишь желал получить через суд имущество своей легкомысленной супруги, которое та забрала с собой и на которое он, естественно, предъявлял права. Претензии брошенного мужа были сочтены убедительными, и сержанта-любовника приговорили к возврату собственности стоимостью 500 парижских ливров[831]. В деле от 1401 г. речь также шла об адюльтере: некая знатная дама (fille de chevalier et de dame) обвинялась в том, что завела любовника, пока ее супруг-шевалье (nobles horns fils de chevalier) отсутствовал дома. Вернувшись, муж подал на нее в суд, однако его предполагаемый соперник сразу же заявил, что никакой измены не было, и истец всего лишь покушается на douaire жены, т. е. на имущество, полученное ею после смерти первого мужа, и желает во что бы то ни стало прибрать его к рукам[832].

Эти примеры свидетельствуют, что кажущееся, на первый взгляд, несколько странным поведение Бридуля де Мезьера на самом деле было вполне логичным и хорошо продуманным. Значительно больше вопросов вызывает то наказание, которому он — при удачном для него стечении обстоятельств — собирался подвергнуть супругу и, в частности, его намерение посадить ее под замок в своей «частной» тюрьме.