Комнату вдруг наполнил теплый свет.

– Ради всего святого, ты можешь наконец заснуть? – огрызнулся на меня Пиас.

– Я не могу, – выдавила я.

– Почему нет?

– Я… потому что… ты… эх, не знаю. Просто отстань от меня.

Пиас заскрипел зубами и оглянулся. Потом он снова посмотрел на меня и вздохнул, подчиняясь воле судьбы.

– Ладно. – Он захлопнул за собой дверь.

– Что ты делаешь? – недоверчиво спросила я, когда он опустился на матрас рядом со мной. Он залез ко мне под одеяло. – Это что такое? – Я нервно пыталась отодвинуться от него, но его рука уже потянулась ко мне и прижала к своей груди.

– На что похоже? Я помогаю тебе заснуть.

Я открыла рот, чтобы возразить.

– Я не могу сосредоточиться, когда ты нервничаешь! – обвинил меня он. – А теперь закрывай глаза и спи!

– Ты сам не устал?

– Я больше не сплю.

– Ой…

– Именно! А теперь закрой рот.

Я неподвижно лежала в кровати, не осмеливаясь даже дышать. Я ощутила покалывание на своей коже, и она тут же засветилась.

– Ты должна спать!

– Ты меня нервируешь!

Пиас вздохнул, а потом придвинулся ко мне и прислонился своей щекой к моей. Я напряглась еще больше.

– Что?..

– Тсс.

– Но…

– А теперь замолчи, женщина!

Я замолчала. От напряжения я едва не выскользнула из своей собственной кожи, и тут Пиас вдруг начал петь. Нет, это было не пение, а скорее мычание. Глубокое и бархатное мычание, которое отзывалось вибрацией в кончиках моих пальцев. Это была простая и ритмичная колыбельная, которую Даймонд напевала мне несколько раз. И все же это было прекрасно. Я задумчиво прислушивалась к его голосу и медленно расслаблялась. Бог притянул меня еще ближе к себе, и меня окутал его запах. Мои веки стали тяжелее, и спустя некоторое время я действительно заснула. Мягко приютившись в объятиях парня из моих кошмаров. Я уже много месяцев не спала так мирно.

Я голая, ты здесь, и я больше не краснею! Та-да! Давай мне одежду, дружок

– Можешь дать мне уже какую-нибудь одежду?

– Нет!

– Почему нет? Я больше не краснею!

Пиас поднял бровь и опустил книгу, которую только что листал. Я была у него уже пять дней. И пять дней мы занимались одним и тем же. По утрам мы пили амброзию. Потом я шла в душ, а после этого мы читали или играли в шахматы. Игра на стратегию, поэтому я каждый раз побеждала. Это обстоятельство ужасно его раздражало, а меня лишь подталкивало к желанию снова победить. После этого он на несколько часов исчезал, чтобы справляться со своими делами большого босса. Я в это время старалась хоть как-то справиться со скукой. Однажды я даже попыталась сбежать отсюда. Сделала я это исключительно из любопытства. Но как только я выскользнула из спальни и завернула за угол, я оказалась в той же комнате. Так происходило снова и снова. Мне казалось, что наручники были лишь способом меня позлить. Они были какими-то магическими, и я чувствовала жужжание металла. Оно усиливалось, когда я покидала комнату. Я не бросила попытки убежать, но пару раз все же выходила.

По ночам уставший Пиас возвращался ко мне. Он приносил амброзию, и мы общались. Иногда мы просто сидели молча: все зависело от того, разругались мы или нет. Время текло очень медленно. Я скорее предполагала, сколько прошло дней, наверняка сказать было сложно. Здесь внизу всегда темно. Пиас постоянно действовал мне на нервы. Мое тело то напрягалось, то раздражалось, то испытывало обжигающую страсть. Эта постоянная смена чувств, которая происходила, когда я видела его синие волосы, невероятно меня напрягала. И его тоже. Каждую ночь он оставался со мной в кровати, но пытался не прикасаться ко мне. Наверное, он боялся, что произойдет, если он перегнет палку, как и я. Мы взаимодействовали как динамит и зажженная спичка. На самом деле то, что мы взорвемся, было лишь вопросом времени.

Я уже лезла из кожи вон от скуки. Я сидела здесь уже много дней и даже дала имя своей подушке. Ее звали Фред, и он был отличным слушателем. Иногда Фред даже падал, когда я рассказывала ему что-то шокирующее. Мило с его стороны, да.

– Можно мне мою одежду? – в очередной раз спросила я. Как можно более провокационно, потому что мне нравился блеск в глазах Пиаса, когда он был раздражен. А в моем присутствии он всегда был раздражен.

– Нет!

– Но почему?

– Потому!

– Но это не ответ!

– Я знаю.

– Но ты обещал, что отдашь мне одежду, когда я перестану краснеть. Я голая, ты здесь, и я больше не краснею! Та-да! Давай мне одежду, дружок.

Пиас отложил книгу в сторону и уставился на меня:

– Ты специально сегодня меня провоцируешь?

Я невинно похлопала ресницами:

– С чего ты взял?

– Сегодня ты вылила амброзию себе на грудь.

– Это был несчастный случай.

– И просила меня тебя помыть.

– В наручниках с этим очень тяжело справиться!

– Когда я отказал тебе, ты оставила дверь в ванную комнату открытой.

– Чтобы тебе не пришлось подглядывать в замочную скважину!

– Я не подглядываю…

Я подняла бровь.

– Ты очень громко дышишь ртом, – поддразнила я его.

И тут я снова увидела молнии в его серебряных глазах. По моей спине пробежала дрожь, и я улыбнулась. Может быть, этот день будет не таким скучным.

– Да мне все равно. После этого ты уронила мыло и бегала по всей комнате в его поисках.

– А ты его нашел. Ты мой герой.

– Ворриор!

– Да?

– Тебе что, скучно?

– Просто невыносимо, – застонала я, театрально закатывая глаза и опускаясь в кресло. Уголки его губ дрогнули. Он наградил меня своей улыбкой. Хоть она и не была видна в его глазах, но иногда в его волосах сверкали молнии. Хихикающие молнии, можно сказать.

– На самом деле ты права, – сказал он. – Ты действительно очень редко краснеешь. А еще ты перестала плакать.

Теперь я снова покраснела.

– Ты что, слышал, как я плакала?

Он ткнул себя в грудь:

– Ты что, забыла, что мы родственные души? Я достаточно много чего чувствую с тех пор, как ты ворвалась в мою жизнь.

– Да… – Я вздохнула и провела пальцами по коленям. Как бы неприятно это ни было, радикальная голая диета Пиаса действительно показывала свои результаты. Я стала комфортнее ощущать себя в своей коже. Я даже начала смотреть на себя в зеркало и вроде как реже стала себя презирать.