— ваша большевистская шрапнель под Царицыным… В девятнадцатом году.

— Вот и отлично — как удачно всё складывается! После моей контузии и твоего ранения, наши с тобой пути расходятся — но ты знал мой нижегородский адрес и после демобилизации поехал меня разыскивать. Встретились же мы с тобой случайно в Губкоме РКСМ…

Конечно, всё достаточно «сыро» и придётся ещё хорошенько над его биографией поработать — чтоб отшлифовать её до безукоризненности гранёного алмаза чистейшей воды.

Видать, сто раз прежде подумав, Барон вернул мне мои деньги и кроме того… Я аж по тормозам — чихнув, движок заглох:

— Что это⁈

— Ненароком «земельный банк» того плешивого на глаза попался… Возьми — мне деньги и тем более золото, пока ни к чему.

Новых советских денег, как бы ни втрое больше — чем у меня было после удачной аферы с самогоном и краской. Но, главное — десятка два жёлтых кружков с волосатой рожей последнего Романова и надписью на обратной стороне: «15 рублей 1897 г.». Не сразу и дошло — что это знаменитые николаевские империалы!

Спрятав поглубже в карман деньги, подняв вверх указательный палец, назидательно говорю:

— Миша! Впредь такие «акции» — только с моего разрешения. Сам подумай — если есть чем: если вдруг понадобится «на дно» залечь — куда мы с тобой пойдём, а?

— Извини, как-то не подумал…

— Придётся тебе учиться думать, а пока, — указываю на рукоятку, — иди маслай…

Мишка, с виноватым видом взял «кривой стартер» и пошёл заводить.

Сокрушительно качаю головой, трогаясь:

— Ещё одно неопровержимое доказательство твоей полной безмозглости, Фон Барон… Увы, что за поколение⁈ «ЕГЭ» — ети его мать и здесь достаёт! На кого мы оставим Матушку-Россию, когда… Эх!

Барон, смотрит на меня как-то… Как на «неведому зверюшку»:

— Ты рассуждаешь и бурчишь как старик! Почему?

Блин, «по легенде» — я же его всего лет на шесть старше!

— По кочану.

Вдруг спрашивает:

— А скажи, Серафим…

— Спрашивай — не стесняйся. Если конечно, не о чём-нибудь сугубо интимном — о чём детям знать не положено…

— Я тебе всю душу нараспашку открыл — про меня ты всё знаешь. А тебе для чего карьера у крас… У «наших»?

— А твоему отцу — зачем была карьера? Или, он не делая карьеры — до генерала Императорской армии дослужился? Так не бывает, Миша.

Фыркает:

— Сравнил тоже…

Назидательно глаголю, пусть и с излишним пафосом

— Красные, белые, зелёные в крапинку или серо-буро-малиновые рептилоиды-инопланетяне у власти — а Россия никуда не делась. Она у нас одна и её надо защищать! Или ты до того глуп — что даже такого не понимаешь⁈

— Ты Россию «защищаешь», — в голосе недоверие и откровенный стэб, — на каком-то — забытом людьми и Богом полустанке⁈

Слегка озверев, я:

— Родину, Миша, надо защищать ВЕЗДЕ!!! Твой отец, разве не говорил тебе это⁈

Глубоко задумался и весь оставшийся путь, мы проделали молча…

* * *

Не включая фар — почти полной луны на чистом небе было вполне достаточно, не спеша двигаясь, практически не встречая на тракте встречных гужевых телег — тем более автомобилей, далеко за полночь добрались-таки до полустанка Ульяновский.

Оставив Барона сторожить «Бразье», прошёлся по полустанку… На перроне никого: суточный наряд, естественно — дрых без задних ног в караулке.

Хорошо!

Но как-нибудь надо будет устроить внезапную учебную тревогу-побудку…

Нашёл дом Чеботарёва и осторожно постучавшись в окно, разбудил его жену — а та уже растолкала самого комвзвода ОВО.

— А мы уж было потеряли своего «заведующего оружием», — не кривя душой, вполне искренне обрадовался тот, — вчерась Анисимов с Кацем прибегали, ругалися на чём свет стоит… Обзывали тебя по всякому.

— Должность у них такая — ругаться.

— Это точно! Привёз то — за чем ездил?

— Привёз, привёз… — отвечаю, — иначе бы не вернулся.

— Правильно: Фрол Изотыч, прямо как взбесился — запросто пристрелить может.

Усмехаюсь:

— А сейчас он сразу добреть начнёт…

— Да, жалко было бы — вернувшиеся мужики шибко тебя зауважали, товарищ Свешников, — вполголоса заговорщически, — ты как ещё поедешь в город в другой раз — меня обязательно возьми, Серафим Фёдорович…

Уклончиво отвечаю:

— Там видно будет — заранее не обещаю. Ты это, Гаврила… Дай мне ключи от того пакгауза — где пушка стоит.

— Да у меня бы в сарае сложил… Много ль, добра там у тебя?

— Много! Дай ключи, говорю!

Долго не выкобеливаясь, тот с готовностью:

— Погодь чуток, сейчас вынесу…

Получив ключи, я говорю:

— Ты пока не ложись — к тебе ночевать придём… Не тащится же на ночь глядя в Ульяновку.

— Ночуйте, не жалко… — зевает, — а много вас будет?

— Я и, со мной один вьюнош. Заодно и познакомишься — в нашем отряде «сыном полка» будет…

— Кем, кем⁈

— Долго объяснять… Потом узнаешь.

— Ладно! Пойду — скажу бабе, чтоб постелила вам обоим где…

* * *

Дальше, всё было вообще — проще выеденного яйца и, как говорится — делом техники!

Утром на построении, где меня только что на руках не подкидывали — как Юрия Гагарина вернувшегося после первого полёта на Луну, я представил Барона отряду и толкнул пламенную речь:

— Товарищи агенты особого военизированного отряда и младшие командиры! В республике свирепствует детская беспризорность! Если каждый отряд — подобно нашему, усыновит хотя бы по одному ребёнку…

Бла, бла, бла!!!

Естественно упомянул всех пролетарских вождей всуе и, целых три раза главного борца с беспризорностью — товарища Дзержинского Феликса Эдмундовича.

Мишка, застенчиво улыбался невинным ангелочком и, всем без исключения агентам понравился — даже тогда, когда я предложил взять его на общий отрядный кошт.

— Не обеднеем, чего уж там, — слышались голоса полные неподдельного энтузиазма, — обмундируем, прокормим — человеком воспитаем!

Так же — «на ура» прошло, что жить Мишка будет у всех по очереди — я тоже не исключение.

— Это, Михаил, для того — чтоб ты проникся народным духом и ничем от простого «быдла» не отличался, понял? Тебе сколько полных лет — всё забываю спросить?

— Шестнадцать…

— Дату рождения оставь прежней — чтоб не путаться, а год скинь — иногда очень полезно подольше оставаться ребёнком. Когда достигнешь совершеннолетия, у тебя будет как минимум три года стажа службы в войсках НКВД