Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мишка, скосив глаза куда-то влево-вверх, прикинул хрен к носу и обрадованно вскрикнул:
— Понял! Отлично придумал, Серафим!
— То-то, — взявшись за треснувший козырёк, я резким движением вниз надвинул ему кепку на нос, — голову человеку дана — не токмо кепку носить!
После построения, подождав когда агенты разойдутся по своим делам, заперлись с «воспитанником» в пакгаузе и провели предварительные работы по разборке «Бразье». Сперва поддомкратив, поставили кузов на чурки, затем сняли колёса. Слили горючее с бака и моторное масло с картера. Раскрутив все болты крепления двигателя, откинули цепь с коробки передач, отсоединили провода электрооборудования и трубки топливной системы…
Ближе к обеду дождавшись попутной телеги, погрузили на неё пустые керосиновые бидоны и мои вещи и, направились в Ульяновку. Первое время — пока оформляем документы и опекунство, Мишка поживёт у моего названного отца.
* * *
Дома нас встретил «до полусмерти» обрадованный Отец Фёдор — аж за сердце от радости хватался:
— Ты бы знал, Серафимушка, что тут про тебя только не наговорили…
— Ничего, ничего… — обнимаю его, утешая, — сухие мозоли от «наговоров» в ушах не вырастают.
Не менее его обрадовался и наш «квартирант» — Певницкий Аристарх Христофорович:
— А я уж было, обратно лыжи навострил… Ваш Фрол Изотович и слышать ничего про театр не хочет!
— Так не с ним надо было переговоры вести — а с директором школы Кулагиным.
— С Нилом Николаевичем? Что-то не догадался…
— Устроил бы Вас, так или иначе… Вы рисовать умеете?
— Конечно! Какой гримёр рисовать не умеет?
— Официально устроились бы в школу учителем рисования, а любительский театр — как общественная нагрузка.
Как говорится: помяни чёрта — он и явится!
Не успели пообедав, перейти на чай с некоторыми вкусностями — что я из Нижнего привёз, как в трапезную без стука влетает товарищ Анисимов с неразлучным Федькой. У обоих рожи — как у расстрельной команды напротив окровавленной «стенки».
Не здороваясь:
— Что так долго?
Точно также, даже не пристав:
— В следующий раз пошлёшь своего «кучера», товарищ председатель — быстрее получится.
Федька, аж пунцово покраснел от злости — у нас с ним явная нелюбовь «с первого взгляда».
Фрол Изотович, не обратив никакого внимание на эмоциональное состояние своего холуя, уже несколько более сдержанно:
— Ну и как съездил…? Удачно?
Откусив изрядный кусок вкусной сушки, не торопясь тщательно пережевав и запивая чаем проглотив, отвечаю:
— Всё нормально, товарищ Анисимов: твой «француз» забегает строго по графику — зуб даю.
У меня даже неделя в запасе окажется… Так — на всякий случай.
— Денег и это… — внимательно разглядывает мою кожаную курку висевшую на вешалке, — хватило?
— Откуда… — махнул рукой, прибедняясь, — пришлось свои кровные ещё добавлять! Так что сам понимаешь…
Немножко успокоившись, тот понимающе кивает: мол, не беспокойся — так или иначе компенсирую. Затем, обращает внимание на Мишку:
— А это кто?
Федька перебивает с ответом:
— Ещё один дворянчик — по морде его видно!
Мишка, лишь ответил сиятельной улыбкой.
Я, осуждающе покачав головой:
— «Морда» — это у твоей кобылы, если что! А у людей — «лицо». А это, мой фронтовой товарищ — мы с ним из одного котелка рубали, одни сапоги носили по очереди и одной шинелью накрывались.
Затем, глядя на Федьку с явной угрозой в голосе:
— Поэтому полегче насчёт «дворянчика» — а то я могу и, в рожу заехать! Происхождения же он — самого что ни на есть пролетарского и, когда некоторые зад свой об бричку начальства полировали — кровь свою проливал за первое в мире государство рабочих и крестьян.
— Что-то уж молод он больно… — с сомнением произнёс Анисимов, присаживаясь за стол и без разрешения наливая себе чаю.
— «Молод»⁈ Да в Красной Армии шестнадцатилетние полками — бывало, командовали! А Михаил Гешефтман — всего лишь горнистом у нас в полку был.
Тот, потянувшись было за сдобным кренделем с маком, тем не менее — как хорошая служебная овчарка настораживает уши:
— «Горнистом»? А ну-ка напой мне «привал»!
Мишка, старательно надувая щёки, что-то там изобразил — продудев как эфиопский слон, в период гона за эфиопской же слонихой. Удовлетворённо кивнув, Анисимов спросил не оборачиваясь:
— Фёдор! Кобылу то, хоть привязал или опять она от тебя сбигит куда?
— Да, вроде привязал…
— «Вроде»… Вроде Володи, под вид Фомы. Ну, так иди — проверь!
Тот, с обиженным видом вышел и больше не появлялся. Проводив его несколько скептически-неприязненным взглядом, Председатель Волисполкома протягивает мне «краба»:
— Ну здравствуй, товарищ Свешников!
— И Вам не хворать к досаде мировой буржуазии, товарищ Анисимов!
* * *
Во время чаепития, я подарил Председателю волостного Совета автомобильный журнал «Overdrive Magazine»:
— Смотри, Фрол Изотыч — девки американские какие!
Мнения разделились: если Аристарх Христофорович просто слюни пускал:
— Какие у них короткие юбки — едва коленки закрывают!
То Отцу Фёдору, явно не понравились короткие юбчонки на американских девчонках:
— Тьфу, срамота!
Мишка не удержавшись, сострил:
— Под юбками у них всех — одно и то же…
За что тут же схлопотал от меня звонкий подзатыльник, вызвавший всеобщее одобрение.
Я же приложил ладонь к сердцу:
— Вы уж извините отрока неразумного — нахватавшегося в казармах да окопах, всяческих «премудростей» от несознательных бойцов…
Разговор тут же перешёл про способы воспитания и перевоспитания подрастающего поколения с помощью «подручных средств» и затянулся до самого конца чаепития.
Лишь один Фрол Изотович молчал — не отрываясь смотря на цветные картинки и, по всему было видно — интересовали его вовсе не девки и их «короткие» юбки…
После чаепития, Анисимов до того раздобрел, что подбросил нас с Бароном до волостного управления НКВД.
— Ну смотри, Миша, — предупреждаю улучив момент, — от этого визита возможно — вся дальнейшая судьба твоя зависит! Поэтому хорошенько «жуй» язык, прежде чем по своему обыкновению — корявое что ляпнуть!
Однако вопреки моим опасениям, встреча мнимого «Гешефтмана» и товарища Каца пришла «на ура». Еврей, живший до 1915 года за «чертой оседлости», встретил «земляка» с распростёртыми объятиями! Мишка оказывается, за время своих странствий достаточно хорошо овладел «одесским разговорным» и шпарил на этом полуеврейском диалекте так, что позавидовал бы любой биндюжник с Молдаванки. А когда они вполне бойко побалакали на пшекском