который стоял на таврской площади в Царьграде: «Русские недавно опустошали Константинополь», а не предсказание, что русские овладеют Константинополем. In medio fori (Tami) alrio est statua equestris, quam quidam Iesu Nave, alii Bejlerophontis esse volunt. Allata vero fuit ex magna ArHiochia. Caeterum basia lapidca quadrilatera equestris illius statuae habet insculptas: histories russorem, qui novissimis diebus urbem vastaturi sunt., cujus rei impedimentum est perquam minimum illud signum, quod vinctum ae gcnuflexum illie positum visitur. Praetcrea quoque pes levus magni equi, quod in со inscriptum est, praesignigcat. Similiter est magna columna concava et Xcrolophus ultimus urbis casus expugnationes quae representant (Посреди двора — статуя всадника, согласно одним — Иисуса Навина, другим — Беллерофонта. Она была привезена из великой Антиохии. На квадратном каменном основании сей статуи высечены слова: «История русов, которые в новейшие дни грядут опустошать город», а на задней стороне — едва различимое изображение виноградника и в нем <человека>, преклонившего колени. Кроме того, имеет значение левая нога большого коня, вписанная там. Подобным образом <значительны> большая полая колонна и последний ксеролофус <боец-гимназист> города, павший в сражении, там <бывшем>). Banduri Imper. orient., т. I, с. 16, в статье «Anonymi antiquitatum constantinop.» lib. I, см. Nicetas Choniates, с. 412 и 414; Codina. «De origin. Constant», с. 24. Все они трое, жившие около 1100 г., свидетельствуют общее сведение о взятии русскими Царьграда, но никто из них не говорил о предсказании, что русские овладеют Константинополем. Le souvenirs de ces flottes arctiques, qui sembloient descendre du cercle polaire, eʼpouvanta longtemps la cite impcriale («Воспоминания об этих арктических флотилиях, которые, казалось, опустились с полярного круга, долго приводили в ужас имперский город»). Далее, когда русские опустошили предместие столицы при Игоре и Святославе, тогда разнесли молву, что они завладеют Царьградом, как обыкновенно происходит, когда угрожает опасность столице. Le vulgaire de tous les rangs assuroit et croyoit, que l'inscription d'une statue esquestre, qu'on voyoit dans la place du Taurus, anoncoit comment les Russes deviendroient un jour maitres de Constantinople («Простые люди самых разных слоев убеждали других и верили сами, что надпись на одной из конных статуй, которую видели на площади Таурус, возвещала, что однажды русские станут хозяевами Константинополя»). Gibbon «Hist. de la decad. de lʼemp. rom.» m. 15, гл. LX, та самая глава на англ. языке. Иные думают, что медная статуя Беллерофонта, привезенная из Антиохии, изображала победителя баснословной Химеры, а другие Иисуса Навина. Французы, овладев Царьградом в нач. XIII в., сплавили ее. Но откуда взято предание об истреблении нашего языка или о завладении Царьградом? Просто вымысел и, говоря словами Гиббона, an odd dilemma! («древняя загадка»). Было время, когда наши предки преследовали эллинское учение и знание. По переводе с греческого яз. на славянский некоторых священных книг греки мало-помалу усилились при дворе, и наконец все высшие места по управлению церковью остались за ними. Почти все митрополиты высылались из Константинополя, и не многие из русских, едва ли более четырех, были посвящены в митрополиты. От этого самого изучение греческих знаний было вводимо необходимостью; а влияние греков на все дела вооружало наших предков не только против имени «грек», но даже против полезного знания: кляли эллинскую мудрость, называя ее хитрою, коварною, смешав знание с пронырливым и сребролюбивым духом. Не щадили и тех, кои не из честолюбия, но из общественной пользы преследовали суеверие, злоупотребление, невежество церковнослужителей и исправляли церковные и богослужебные книги. Так безвинно погиб Максим Грек, живш. в XVI в., который более 30 лет томился в темнице. Так патриарх Никон не избег нареканий от своих современников за исправление им церковных книг. Суеверы и невежи, приписывая это наущению эллинскому, произвели расколы. Но когда страсть к греческим знаниям уменьшилась с распространением сведений Западной Европы, не ближе к концу XVIII в., тогда стали кричать на немцев и французов, и имя немца обратилось в бранное — новая крайность! Не должно переходить от крайности к крайностям. Что полезное, то полезное, а потому ни одно из полезных знаний не может вредить народности. Но унижать чужое, потому что оно хорошее, это значит унижать достоинство человека; унижать чужое, потому что оно чужое, это значит быть пристрастным к своему собственному и несправедливым к заслугам чужим. Нам не вредят иноземцы, а мы сами вредим себе: мы хватаемся за все чужое, не разбирая и не рассуждая, что хорошо или дурно. Не должны осуждать иноземного без основания, потому что придется все осуждать иноземное; а когда пересудим все, примемся осуждать свое и дойдем уже до того, что свой язык будем называть варварским, не европейским; а между тем не будем ли сами виновны?

55

Один именитый купец, любящий говорить высокопарно, всегда начинает свой разговор красноречиво, затвердив наперед тьму украшений, коих не понимает он силы; продолжает разговор с жаром пылкого и даровитого витии. Его слушают и не понимают. Наконец, после утомительного ораторства для него самого, он оканчивает свою речь тем, что у него продается лучший табак, или: ради того, чего иного, совокупного — совокупления, приятного приятства, для нашего дружественного кампанства — табак дешево продаю и самый лучший-с, право-с, да-с.

56

Нигде общественные узы не были столь крепкие, как между евреями. У них изливалось народное чувство и воспитание из своего общественного духа. В Индии, Египте, Вавилоне, Сирии, Мидии, малоазийской Греции и Финикии утверждалось образование государственными постановлениями, основанными на свойствах своего народа. В Персии само воспитание было общественным занятием. Там дети с младенчества своего принадлежали государству. В Греции и Риме образование детей по своим законам и своим обычаям обратилось в народную гордость. Младенцы с материнским молоком всасывали там нежную любовь к Отечеству, как к очаровательному образу, воспламенявшему и сердце, и ум. От этого явились там исполненные любви образцовой Мильциады, Фемистоклы, Аристиды, Кимоны, Периклы, Бруты, Сцеволы, Цинциннаты, Камилы, Регулы, Маркелы, Сципионы, Фабриции, Фабии, Катоны, Эмилии, Гракхи, Помпеи, Цезари, Августы, Меценаты, Германники, Веспасианы, Трояны, Марки Аврелии, Антонины, Стиликоны, Велизарии и многие другие бессмертные мужи. В Спарте, где все было напитано духом народным, смотрели на иноземцев с недоверчивостью и не допускали их к важным должностям. То же самое было в Карфагене и почти во всей европейской Греции. Германские племена и франки дали новое направление воспитанию. Соединив религию с семейным воспитанием, они укрепляли его на народной преданности своим нравам, обычаям и своей стране. По основании новых европейских монархий это направление упрочено потребностью общественного образования и соединено крепко