красными точками на поверхности. Появился и медленно уплыл по воздуху куда-то вперед, в сторону Острых скал.

Аня пошла вперед, не выпуская осколка из поля зрения, отчего-то зная, что он ведет туда, где ее ждут. Она побежала за ним, чувствуя, как вокруг ног воланами бьется тонкая белая ткань и как по ветру летят длинные-длинные волосы. В какой-то момент, снова заслышав птиц, она тоже начала петь – сама не понимая языка, слова которого произносила нараспев.

«Наверное, это польский, – думала Аня с радостью. – Вот Ян удивится!»

С каждым шагом она пела все громче и свободнее, и голос лился, как никогда до этого чистый и прозрачный – как в детстве, когда она сидела с маленькой книжкой-пианино в руках среди цветов палисадника, только несравнимо сильнее. Аня почувствовала, как далеко разносится ее голос, как отражается от неба и рикошетит от стволов деревьев.

Вдруг осколок завис в воздухе и упал. Аня подбежала к месту его падения и увидела черную сумку. Она взяла ее и застыла, не понимая, что делать дальше. И тут, приглядевшись, Аня заметила, что издалека движется облако пыли, словно скачет табун лошадей.

– Я-а-а-а-ан! – крикнула она облаку. – Я-а-а-ан!..

Аня была уверена, что это он – там, на одной из лошадей, – скачет, чтобы поприветствовать ее, обнять и отвести к Изумрудному озеру.

«Какая я была глупая, – подумала она про себя, громко рассмеявшись вслух. – Что тут может произойти плохого, особенно теперь, когда все уже произошло? Здесь такие деревья, такой воздух, и это облако, скрывающее Яна, такое белое».

И все вокруг было на этот раз абсолютно, незыблемо настоящим.

Постепенно облако рассеивалось, и действительно показались очертания всадников на лошадях. Их было очень, очень много – целая армия. Аня стояла, ожидая, когда они приблизятся, напряженно вглядываясь в далекие силуэты.

Всадники приблизились и встали прямо перед Аней. Она улыбнулась им, ища глазами Яна, и позвала его – уже тише, вполголоса:

– Ян!..

Но в ту же секунду один из всадников, подхлестнув лошадь кнутом, приблизился к Ане и с размаху ударил ее тем же кнутом поперек живота. Аня вскрикнула – больше от удивления, чем от боли, не веря в происходящее и глядя на всадника снизу вверх широко распахнутыми глазами.

– За что? – попыталась сказать она, но не успела, потому что, едва открыв рот, получила кнутом по лицу.

Аня молча встала, глядя, как на белое платье капает кровь. Она все поняла.

Выпрямившись, она встала перед армией, вглядываясь в их лица, узнавая среди них многих знакомых мужчин. Гордо подняв подбородок, Аня посмотрела на них с вызовом. От толпы отделилась одна фигура: кто-то из воинов слез с лошади и неторопливо двинулся в сторону Ани. Она молча ждала, когда Ян подойдет ближе, а потом кинулась ему навстречу.

Его лицо выражало крайнюю степень изумления.

– Что… что ты здесь делаешь? – вопрошали его глаза.

– Ищу тебя.

– Но… как ты узнала? Я ведь никогда не рассказывал тебе о каганате…

Он говорил совершенно беззвучно, но она слышала его и понимала, как раньше понимала все, что он говорил по-польски.

– Ты как-то упоминал…

Он приоткрыл рот, и Аня быстро приложила к его губам палец.

– Тише. Молчи.

Ян погрузил на минуту лицо в теплые волосы, пахнущие древесиной, зарылся в них носом и закрыл глаза. Потом медленно отстранил голову, взял Аню на руки и куда-то понес. Она уже догадалась, для чего и куда он несет ее, и спокойно, расслабленно прижималась головой к его плечу.

Скалы были недалеко.

– Значит, это все? – спросила Аня.

– Так, – молча ответил Ян. – Жэгнай[130].

Она крепко обняла его и прижалась к нему носом. Потом, улыбаясь, слегка отстранилась и стала водить руками по его груди.

– Ты хочешь запомнить меня на ощупь? – спросил он молча.

– Нет. Просто любуюсь.

Ян поднял Анино лицо за подбородок.

– Моя главная беда – в том, что я вру, – сказал он беззвучно. – В каганате Тишина я честен и прям, як стшала[131]. Чистый и моцны[132]. Тут все всегда молчат, потому и соврать невозможно.

Аня усмехнулась.

– А кто скажет слово – умрет страшной смертью? – весело спросила она.

Ян кивнул.

– А еще тут нет женщин, – добавил он, не говоря ни слова.

Аня громко рассмеялась и сказала:

– Да нет, конечно, Ян! Какие разговоры вообще!

Так же весело смеясь, она занесла ногу над выступом скалы. И вдруг увидела, что высоко на скале сидит ее отец. Она узнала его и радостно замахала.

– Пап! – закричала она. – Папа!

– Слушай меня внимательно! – крикнул он сверху. – Ставь ногу на первый выступ, он самый устойчивый, а левой рукой подтягивайся. Потом перехватишь правой!

– А чего ты кричишь-то, пап? – снова рассмеялась Аня. – Здесь же нельзя!

– А мне по барабану!

Все так же смеясь, Аня поставила ногу, куда сказал отец.

– Так?

– Да, молодец! У тебя получится!

– Конечно, получится, я же не одна! Пап, а пап? – крикнула она снова.

– Чего?

– А давай споем!

И папа запел какую-то старую песню о скалах, которую Аня слышала еще маленькой – папа пел ее под гитару. Ползти стало легче, выступы будто сами ложились под Анины ладони, только немного тянула вниз сумка, висевшая за спиной вроде рюкзака.

– Да брось ты ее! – закричал папа, прервав песню.

Аня задрала голову.

– Что?..

– Сумку!

Из-под ног то и дело летели мелкие черные камни, похожие на фасолины. Аня посмотрела на сумку, представила, как сумка летит вниз таким же камнем, и крикнула:

– Нет!

– Но почему?..

Папа спросил это очень тихо, но Аня почему-то услышала.

– Почему?.. – повторила она удивленно, продолжая карабкаться вверх. – Пап, ну что ты такое говоришь? Ведь это же, это… мое…

Аня бессознательно обернулась, краем глаза видя на плече ручку от сумки, которая почему-то становилась все тяжелее, и вдруг с ужасом поняла, что эта сумка – чужая.

– Это не мое! – закричала она, пытаясь стряхнуть с себя все увеличивающийся вес. – Не мое!

Аня стала трясти плечами, руками, со злостью и отвращением, но ручки словно приросли к ее плечам.

– Я не могу!

– Мо…

Окончание слова утонуло во внезапном, нарастающем шуме. Гул наплывал со всех сторон, и у Ани заложило уши, она задохнулась и долго не могла вдохнуть. Стало очень холодно, и пальцы сразу же онемели и перестали слушаться. Ноги тоже как-то задубели, а еще свело горло – наверное, от испуга, а ветер становился все сильнее. Смотреть вперед тоже больше не получалось, потому что ветер поднял вокруг страшную пыль, летевшую в лицо. И Аня