Конечно, оба полка считались оснащенными оружием для боевых действий по максимуму. В том числе и луками с тяжелыми, пробивающими любой доспех стрелами. И именно на это в конечном итоге и рассчитывал правитель данной провинции. Но основные надежды он возлагал на элементарный страх как простых ашбунов, так и комендантского отряда Ночной Преграды. По логике и здравым размышлениям, прибывшему герцогу тяжеленные ворота просто обязаны были раскрыть по первому требованию. И это требование прозвучало незамедлительно. Правда, неслось оно из уст выдвинувшегося вперед первого помощника, а сам Бэлч благоразумно притормозил в середине колонны.

– Эй! В замке! – надрывался помощник, багровея от натуги. – Почему никто не встречает его сиятельство?! Почему до сих пор не открыты ворота?! Немедленно открыть! Иначе старший смены будет повешен немедленно!

Как это ни показалось невероятным, но вначале вообще никто на справедливые угрозы не отозвался. Хотя в нишах и проемах между зубцами наблюдалось некоторое ленивое шевеление. Мало того, где-то далеко слышалась разудалая музыка. То ли в зале для пиршеств, то ли на задних дворах, но это раздражало нежданных госте невероятно. Кавалеристы стали спешиваться, расползаться по обочинам дороги и протирать лошадей тряпками и пучками сена. А потом и попонами накрывать. После подобной скачки животных следовало спасать от переохлаждения. Тем временем первый крикун уже охрип и посинел, и его заменил один из самых басистых воинов, но и на его утробные крики началось конкретное шевеление лишь за момент отдачи приказа к штурму. На верхотуре донжона появился несколько странно одетый воин и с развязной наглостью стал присматриваться к кричащим. Потом демонстративно поднес ко рту флягу, отпил из нее и, сыто рыгнув, начал разговор:

– Ну, чего орете, словно лоси недорезанные?

От такой наглости у помощника герцога даже на какое-то время опять голос появился:

– Да как ты смеешь?! Ублюдок! Тебя сегодня изжарят на костре! А перед тем…

Дальше понесся неразборчивый сип.

– Ха! Я не понял! – стал возмущаться защитник замка. – Да ты, козлище, никак хочешь оскорбить воина самого графа Стредери?! А ну вали скорее отсюда вместе со своей потной компанией! Не то повесим, как тех собак, которые сегодня пытались здесь разбойничать. Пшли вон! Быстро!

В сложившейся обстановке довольно ясный взгляд на происходящее сохранил один из полковников, находящийся в переднем ряду. Он-то и осмелился остановить первого помощника правителя, уже отдающего команду стрелять, и взял нить переговоров в свои руки:

– О каких разбойниках речь?

– Проедьтесь к развилке этой дороги с трактом и там увидите атамана с подельником на виселице и с доской их преступлений. Остальных Желтяков повесим завтра.

Полковник с досадой осознал полное отсутствие разведки, вспомнил о передовом отряде местных головорезов под кличкой Желтяки и послал на указанный перекресток одного из посыльных. Затем уже с некоторой предупредительной осторожностью продолжил переговоры:

– Эй! Воин! Ты разве не видишь по флагам и штандартам, что перед тобой имперские войска под командованием его сиятельства герцога Бэлча?

– Я человек здесь новый и в этих ваших флажках совершенно не разбираюсь, – последовал ответ с крыши донжона. – И у меня только один приказ: никого не впускать в замок без личного распоряжения графа или сигнала моего командира.

– О! Да ты образец воинской дисциплины, – стал глумиться полковник. – Но по уставу в данной ситуации ты просто обязан немедленно доложить своему командиру о нашем прибытии. А я его так пока и не увидел.

– Увы! Мой командир сейчас занят чтением и тщательным изучением жреческого устава. Беспокоить его я не имею права, пока он сам не появится.

– Тогда доложи графу! Подними тревогу, в конце концов.

– Еще чего! – Воин продолжал вещать вниз с видом полного пренебрежения к виднеющейся массе кавалеристов под тысячу мечей. – Врага не наблюдаю. Зачем тревога? Да меня тогда обещанного окорока лишат. Потому что его светлость приказали никого не впускать и народ от праздника не отрывать.

– И что же у вас празднуют?

– Сегодня древний род Стредери пополнился сразу тремя наследниками! – перешел на патетический тон защитник замка. – Обожаемая графиня благополучно родила сразу тройню: одну девочку и двух мальчиков! Ура! Ура! Ура-а-а-а!!!!

Где-то из-за стен послышались нестройные выкрики в поддержку таких восклицаний. Причем крики, несущиеся из глоток явно нетрезвых мужчин.

– Приятная новость! Как и то, что сам граф тоже с вами празднует.

– И нам приятно! Джакомо – настоящий любимец народа! Гуляем!.. А к вечеру костры праздничные будут.

– Так, значит, тебе разрешено находиться на посту, прикладываясь к фляге? Что у тебя там?

– Вино, естественно! Разрешено праздновать и запрещено впускать посторонних.

Полковник начал с бормотания для своего второго посыльного:

– С одной стороны, все просто замечательно, так и передай его сиятельству! Пошел! – а в полный голос прокричал следующее: – Кто бы ты ни был, доложи своему командиру немедленно: если ворота не откроют в течение пяти минут, мы их выломаем! Понял?

Прежде чем ответить, воин внимательно посмотрел вдоль стен замка в обе стороны, оглянулся во двор и, похоже, получил оттуда определенные сигналы. И только потом повернулся к шевелящейся колонне кавалеристов и с нажимом в голосе выдал:

– Мне кажется, вы все самозванцы! Предатели великой Успенской империи! Враги каждого ашбуна и всего народа в целом! Так что, пока я не увижу настоящего правителя провинции, даже разговаривать с вами больше не буду!

Пока длились переговоры, герцог и сам от нетерпения продвигался в голову колонны, а после доклада полковничьего адъютанта пришпорил коня и к моменту последнего ультиматума оказался рядом с воротами. Услышав донесшиеся с донжона слова, он словно взбесился. Вся предварительная дипломатия и желание узнать о противнике как можно больше оказались втоптаны в грязь. А место действия огласила жуткая ругань и кошмарные угрозы в сторону как самого графа Стредери, так и всех остальных обитателей замка. Но вдруг поток ругани оборвался, потому что на донжоне показался сам Джакомо. Лицо его сочилось счастьем, уверенностью в завтрашнем дне и еле заметной жалостью к прибывшим воинам. С чего он и начал:

– Воины ашбунской империи! Мне жалко вас! Мне больно за вас! Какой-то самозванец ведет вас на смерть, а вы молчите, словно бессловесные рабы или домашний скот! Разве вы не знаете, что правителем провинции обязан быть Маурьи? Разве вы не знаете, что великий Шурак просто тридцать лет назад упросил императора, чтобы на него не возлагали каких-либо административных обязанностей, а свалил их на плечи своего внучка Бэлча? И до чего этот самозванец довел провинцию? Или ваши семьи не голодают? Или в ваших родных поселках и городах все в порядке?

Наконец и до герцога дошла мятежная, но правдивая суть воззваний. И он истерически закричал: