существование Советского Союза. А Крым, – он показал на карте, – Хрущев Украине еще после войны подарил.

– Как посмел! – Петр с яростью посмотрел на карту, и если бы Никита Сергеевич стоял перед ним, то не досчитался бы зубов! – Землю, за которую столько людей дрались, жизни не щадили, так просто отдать?! Что ж за правитель страны, что ее же интересы не соблюдал?! – играя на лице желваками, окинул карту зверским, свирепым взглядом.

Президент ничего не ответил, но ему захотелось отойти на безопасное расстояние, это желание он через силу поборол.

– И что, флот не наш теперь?

– Наш, но стоит в порту, что мы арендуем.

Петр покрутил головой, удивляясь глупости и безалаберности выборных правителей.

– Не дело это!

– Знаю, Петр Алексеевич, но не могу вмешиваться в дела другого государства. Украина ведет антироссийскую политику. Собирается вступить в НАТО – враждебный нам лагерь. Все это тем более обидно, что эстонцы и украинцы вместе с нами били немцев и гибли на поле боя. Еще лет двадцать назад мы называли друг друга братьями, так же, как и с грузинами, людьми других наций. В чем-то были разногласия, но в целом жили дружно. А теперь история переписывается заново. На Украине вас называют колонизатором, Мазепу – бескорыстным героем, а шведов – освободителями.

– Это Мазепа-то бескорыстный? – от злости Петр чуть не откусил себе щеку. – Юливый пес! Без расчету до ветра не ходил! Уж ежели со своим расставался, так не в отхожем месте, а чтоб удобряло! Он же своих на погибель кинул! Шведам за деньги и выгоду продался! Семью бросил, к шведам ушел! А ныне его в праведные души записывают! – Петр рванул ворот рубахи. Его душила несправедливость. – Стало быть, своим же героям на могилы плюют. Да?! – Петр зашагал по кабинету. – Видно, не всех надо было грамоте учить. Одного дурака научили, и он, где не надо, подпись свою начертал! – Государь опять подошел к карте и осмотрел ее. – Нелегко будет поперек ветра идти! Мнится мне, что у шведов отвоевать легше было, чем с нынешними правителями украинскими договориться.

– Вы правы, Петр Алексеевич! – Президент тоже подошел к карте, где были обозначены ближайшие соседи. Виктора Александровича давно мучил вопрос, как разрешить эту ситуацию. Не была Россия готова к большим разногласиям. Он прекрасно понимал, чью сторону займет Запад.

– Не понимают, посеешь горох – горох и получишь! Апельсин арбузу не товарищ! А кто к своей дыне ананасный хвост приделать хочет, такое получит, что и не признает! Ты вот послушай, что мне пишут, – Петр достал толстую пачку писем и развернул одно. – Вы там на компьютерах своих. А мне – по старинке. «Уважаемый, Петр Алексеевич, пишут вам солдаты военной части Дальневосточного округа. Нас держат впроголодь, кормят собачьими консервами, высшие чины сдают нас в рабство на кирпичный завод, принадлежащий начальнику военной части». А вот следующее: «Помимо избиений, смертей солдат, инвалидности, безнаказанности, больше стало мародерства, отъема денег офицерами, убийств, издевательств. В Хабаровске местные братки взяли „шефство“ над воинскими частями, приходили за поборами». – Петр потряс письмами, а затем рубанул ребром ладони по воздуху.

– Хороша армия, ежели бандитам сопротивляться не может! Стало быть, верхушка в доле! – А вот еще: «В нашей части распродаются боекомплекты, оружие, недавно был продан танк».

Президент поморщился и подался вперед, желая вставить слово.

Петр не дал ему это сделать.

– Знаешь, вижу. И до тебя вопли доходят. Теперь о небрежении послушай. Под Петербургом. По нынешним меркам, под боком: «Загоняют в казармы больных. По осени была эпидемия менингита. Больных и мокрых на мороз. Много смертей». – Лицо Петра исказилось. – А вот еще: «Эпидемия самоубийств в армии» – Это как? – Гримаса обезобразила лицо царя. – А вот и от офицерского сообщества… – Почитай! – он швырнул пачку писем на стол Виктора Александровича. – А то спишь больно крепко.

«Еще одна забава здесь – компьютер. Вот презнатная штука! Маленький ящик, а внутри – целый мир! Что полюбилось бы тебе – фильмы. Сия забава презнатная! В коробке маленькие люди лицедействуют, а ты будто духом незримо присутствуешь. За ними наблюдаешь, а вмешаться не можешь. Ра́вно как души, что посылаются на землю и сорок дней еще летают, прощаясь с родными. Токмо и разница, что сие чужая жизнь, и все тебе незнакомо. Смотрел я такой про тебя и про меня! Поначалу шибко серчал! Все Данилычу указывал, что неправда и навет на жизнь нашу! Прибить Лже-Петра хотел! И ЛжеКатерина не чета тебе была! Злился после сего фильма, понеже решил заново смотреть. А иной фильм хорош! И название мне по душе: «В начале славных дел».

А нынче приохотился и другие фильмы про нас с тобой, смотрю и посмеиваюсь.

Режиссеры ихние (кто сии фильмы делает) ничегошеньки о нашей жизни не смыслят! И что замечено: хотя бы един пришел и попытал меня: какая в наше время жизнь была!

Они тут научные труды о сием предмете пишут, архивы разгребают, а меня – живого свидетеля, стороной обходят! Ну да ладно, у меня все равно на них времени нету!».

Глава 35. За что боролся, на то и напоролся!

По вечерам, после учебы, дневных дел и забот, Петру было нечем заняться. В свое время он бы посидел с соратниками, выпил от души, вкусно поел, повеселился, а главное, поговорил… В новом времени разговаривать было не с кем! Людей полно, а собеседника нет!

Президент разве что, он лучше других мог его понять, да три века, что их разделяло, – огромный срок! Нынешние все видят не так! Не скажешь ему: «А бывало… а помнишь… ну времечко было! А ведь столько всего за жизнь не случалось!»

При жизни он всюду был свой! В казармы зашел бы: там о войне со шведами повспоминал, или как с турками воевали, как Азов брали! А в Петербурге на улице с любым было о чем поговорить: каждый помнил, как болота осушали, как сваи вбивали в землю, когда город строили! Одних крестников у него было не перечесть! В любой дом войти мог и был желанным гостем!

Егор, видя, что Петр скучает, просил царя рассказать, что и где было в его время. Вот и в этот раз они прогуливались по вечерней Москве, а Иван Данилович и Толик шли сзади. Император был в обычной современной одежде, чтобы не привлекать внимание. Спускались по Петровскому бульвару к Неглинке. Петр вспоминал, что здесь были стены Белого города, а за ними располагался торг, где можно было закупать