– Разборные дома? – удивился Егор. – Зачем? Что, и образцы стояли?

– Домы стояли, понеже обзор был за что торговаться. Купят, а опосля свозят на место и там сбирают, – объяснил Петр.

– И сколько же дней их собирать? Или месяцев? – поинтересовался Толик.

– За день собирали, – влез с ответом всезнающий Иван Данилович.

– Не может быть… – не поверил Толик и возмутился: – Петр Алексеевич, что он вечно влезает?! Машин не было, невозможно было за день собрать!

– Не врет он, – подтвердил Петр. – Умеючи и за день бы сподобились! Москва горела часто, дело было налажено, – он показал рукой в сторону Трубной площади.

– Тут и стояли, на спуске. Плотников умелых было не перечесть! А вот пушкарей дельных за границей искать пришлось. Пушечный двор далее дымил, – махнул он в сторону Лубянки, в мыслях все еще видя высокий берег Неглинки, для которой при строительстве стены Белого города был выложен арочный свод. Река протекала через него как по трубе. Отсюда и название – Трубная площадь.

Самодержец задержался взглядом на церквях Рождественского монастыря, повернулся в сторону монастыря Высоко-Петровского и подумал, что ничего боле от его времени не сохранилось! Даже Неглинка, и та под землей схоронена!

Он оглядывал прохожих и неожиданно заметил:

– Что одежа у вас чудна́я такая! Вроде мужеского рода человек, а порты у колен болтаются, того и гляди срамное место покажут. Вот у того исподнее видать, – показал он на парня, который шел впереди. Джинсы сидели так низко, что видны были трусы. Майка едва доходила до пояса. Тот уронил что-то и наклонился, демонстрируя слишком многое.

– Тьфу! – не выдержал Петр. – Ни стыда ни совести! Да разве ж так в его годах вести надобно! А девы, – он показал на шедших навстречу девушек. Одна была в обтягивающих джинсах, сидящих очень низко на бедрах, и в легком топике, заканчивавшемся под грудью, а вторая, тоже с голым животом, но в короткой юбке и на высоченных каблуках, – живот напоказ, а порты – ниже некуда. Кажись… оное место покажется! А у той – ноги видать в юбке, аж по детородное место! И лица пригожие. Кровь будоражат, и не боятся, что умыкнут их! Были бы покруглее и меня бы в грех вогнали! – Петр сконфузясь, отвел глаза. Красотки прыснули, стрельнули глазами и пошли дальше, обсуждая, какое произвели впечатление.

– Ты прости меня, Егор, – Петр замялся, – вы энтим… делом ныне… занимаетесь? А то, гляжу, вы телефонами более увлекаетесь… Плотские утехи вас ныне не волнуют?

Егор опешил от такого вопроса.

– Ну вы, Петр Алексеевич, даете! – смущенно хмыкнул он. – Конечно, занимаемся! У меня, правда, сейчас девушки нет… Но это временно.

Петр его приобнял по-отечески.

– Найдем тебе девку, да такую, что кровь с молоком! Я в свое время частенько сватом был! – он благодушно засмеялся приятным воспоминаниям. – А в нынешних, ты уж не обессудь, горячности не вижу. Кровь холодная! Вон, гляди, парочка, – показал он сидевших на скамейке, – видать, что не в супружестве. Он сидит по одну сторону и в телефон таращится, а подруга по другую, и тако же телефон ее более занимает! И не милуются! Пошто так?! Идут девы, красота напоказ, а окромя меня и не смотрит никто!

Егор засмеялся.

– Мы смотрим, только не открыто!

Петр усмехнулся довольно.

– Стало быть, действуете сообразно моему указу: «На прелести дамские взирай не с открытой жадностью, но исподтишка – они и это примечают. Не сомневайся – таким манером и их уважишь, и нахалом не прослывешь».

Он стал вспоминать, как посылал молодых людей учиться за рубеж. И то, как многие вместо того, чтобы науки постигать, за местными девками ухлестывали и пьянствовали!

– Меня бы кто послал! – позавидовал Егор. – Вы им такую возможность давали! А если хорошо учились, то и должности при дворе, так ведь, Петр Алексеевич?

– Коли с усердьем учились, то по возвращении назначались на государеву службу! Могли большими людьми стать! Токмо не все учились со старанием, многие пьянствовали, да за девками бегали! Язык не постигали, двух слов связать не могли, все с толмачом объяснялись!

– Разве они не понимали, что вы им дорогу в жизнь давали! Такие возможности упускать было глупо, ведь мало в России было образованных людей! Могли отличную карьеру сделать!

Петр шел и дымил трубкой. Иван Данилович и Толик заспорили о чем-то и отстали.

Шум и голоса молодежной компании привлек внимание. Несколько человек, парней и девушек, расположились на лавочке. Слушали рэп. Были здесь и готы, и эмо, и тамблер-герл, общая тусовка чем-то их объединила. То и дело звучали громкие выкрики матом.

Вокруг валялось несколько пустых бутылок, по состоянию молодых людей было видно, что наркотики там тоже в ходу.

– Эй мужик, огонька не найдется? – окликнул Петра парень с татуировкой на руках и лице.

Петр и Егор никак не отреагировали и шли дальше.

– Эй, ты, длинный, оглох? Тебе говорю. Огонь гони!

Компания разом примолкла, все уставилась на Петра. Девушки с интересом рассматривали Егора.

Петр понял, что обращаются к нему, и остановился. Егор хотел что-то сказать, но тот остановил его жестом. Он стоял и продолжал пыхать своей трубкой, оглядывая пьяную молодежь.

– Че пялишься?! Огонь, говорю, гони! – повторил уже заносчиво татуированный выскочка.

– Возьми, коли сможешь! – ответил Петр, не двигаясь с места.

– Ты что падла, издеваешься?! – парень привстал со скамейки.

– Вау, Гнилой, он тебе хамит! – обкуренная пацанка в короткой юбке и грубых сапогах заломила руки. – Дайте еще дури!

Петр продолжал стоять и смотреть.

– Эй, Жестяк, вломи ему! – прохрипел Гнилой, посылая здоровенного парня к Петру.

– Ребята, вы что! Да вы знаете кто это? – пытался вмешаться Егор.

– Жестяк, он еще и в уважухе! Вломи ему! Такого дядю повалить, будет тебе респект от сообщества.

– Прекратите, вы знаете, кто это? Это же Петр Великий! – пытался призвать молодежь к порядку Егор.

– Это какой Петр Великий? – Гнилой оглядел своих. Те скалились, ожидая развлечения, и не среагировали на имя царя. – Из какой группировки? – загоготал он, кто-то визгливо заулюлюкал.

– Кончай базар! – пробасил обкуренный парень в длинном черном балахоне с черепушкой. – Вали его, Жестяк!

– Ты что, фуфел, не тебе команды раздавать! – Гнилой гнул своё. – Вали его, Жестяк!

Жестяк сплюнул на асфальт и вразвалочку направился к Петру.

Егор встал перед Петром, защищая его, и увернулся от сильнейшего удара.

Жестяк наступал с другой стороны. Еще один выпад – опять Егор увернулся.

– Борзота вшивая! – выругался Гнилой на Егора.

– Жестяк, вырубишь его, бесплатный ганжубас за мной, – пообещал обкуренный с черепушкой на балахоне.

Жестяк тяжело дышал, но никак не