С моим детством все в порядке. Это сейчас я встречаю красивые обертки.

Натик и Джил опять почувствовали себя неловко.

– Да что я, как будто все время должна оправдываться! – разозлилась Натик. – А сами то вы – господин моралист, не пустой фантик?

– Пока еще пустой, – отшутился Олег, – вот сейчас съем что-нибудь, вот тогда и поговорим.

– Нажимай на сухари, – посоветовала Аллка, – а то мы тебя в нашу чесночную компанию не примем.

Натик была рада появлению Олега. Было не по себе, когда она поняла, что Алла говорила про ее Сергея Романовича. Просто безумно стыдно за мужа! Натик вдруг поняла, что о его делишках теперь известно всем. А может быть, есть и другие причины, по которым она рада видеть Олега?.. Она слушала его, он рассказывал про работу, коллег, родителей и все ей было понятно, знакомо, как будто она знала их всех. Он рассказывал об обычных людях, со слабостями, проблемами, и она удивлялась, что они были ей интересны.

Еще недавно она бы прослушала все это сквозь пелену презрения. «Копошатся, пылят, а все без толку», – подумала бы она раньше. Теперь же, теряя уважение к мужу, она по-другому стала относиться к людям, над которыми, как ей казалось, она вознеслась из-за собственного достатка. Понимая теперь, на чем этот достаток строится, она как бы заново открывала глаза и спускалась с небес на землю, где жили обычные люди, чьи поступки мотивировали чувства, а не денежный интерес, выгода и бизнес-план…

– Мои коллеги в недоумении, чего это я хожу на смехопохудание, вроде мне незачем худеть, – вывели ее из размышлений слова Олега.

– А действительно, – согласилась Джил, – стройность ведь может легко перейти в тощеобразность. Что-то тебя другое здесь привлекает, – игриво погрозила она пальчиком.

– Вот именно об этом меня спрашивала одна девушка на работе, – поделился Олег.

– И что же ты ей ответил? – спросила Натик, испытывая легкий укол ревности.

– Успокоил ее, что моя фигура меня занимает меньше всего.

– А чья же? – засмеялась Аллка.

– То есть… я хотел сказать, что не фигура меня интересует, – смутился Олег. – Сначала я ходил из-за идиотизма ситуации. Согласитесь, редко когда встретишь людей, которые по собственной воле ставят себя в глупое положение. Ведь смех без причины, как, Алла, ты заметила, есть признак ущербного ума. Оглядевшись, я понял, что на занятия ходят далеко не дураки, и, простите, не дуры. Зачем же тогда все мы здесь? То есть там? Из всей группы только Алла добилась цели и похудела. И то не из-за смехопохудания. Ты бы и так похудела, танцы, спорт. А ваши фигуры и без занятий совершенны. Так из-за чего вы туда ходите, милые девушки? – Олег смотрел прямо в глаза Натику.

Теперь пришло время смутиться ей.

– А ты всегда все подвергаешь такому анализу?

– Ты отрываешься от компьютера, – перебила подругу Джил, – а мы просто отрываемся. Да, Алл?

– Точно! Где еще найдешь такую клевую группу.

– А ты от чего отрываешься? – негромко спросил Олег Натика. – Или от кого?

– От кого, – ответила она.

Глава 33. Воспоминания о Страшном суде

Президент знал обо всех передвижениях Петра и его троицы, но не вмешивался и не встревал в его решения. Он знал, что появилась его страничка в Интернете, где было объявлено о создании партии сторонников Петра.

Правители встречались ежедневно, обсуждали дела и чаще всего приходили к единому мнению. Был и еще повод – Президент подкреплял своей подписью решения Петра. Это опять же было на руку Виктору Александровичу. Он мог прикрыться бывшим монархом в щекотливых ситуациях.

О возможных разногласиях с Петром Виктор Александрович не думал. Пришел к мысли, что царь здесь для дела, а не для того, чтобы вышибать кресло из-под него. Они оба хотят одного и того же, хотя пути могут быть разные.

С некоторых пор Президента стал мучить вопрос о вечности. Понятно, отчего это произошло. Ведь возвращение Петра с того света – первое и единственное доказательство, что жизнь не заканчивается смертью.

Виктор Александрович обдумывал, как бы начать разговор на эту тему с ожившим, направляясь в кабинет Петра. Шел по длинному белому коридору Кремля, выстраивал фразы и был недоволен тем, как они звучали. Автоматически здоровался с курсантами Кремлевского полка, которые стояли у дверей на карауле, а сам прикидывал, как заговорить на волнующую тему. Отчаявшись найти верный тон, он надеялся, что мысли сами придут в нужный момент.

Войдя в приемную, он кивнул Иван Даниловичу и Егору. Те поднялись и хотели сообщить Петру о приходе Виктора Александровича, но Президент уже последовал к двери.

– Можно, Петр Алексеевич.

– Входи!

Виктор Александрович остановился и прищурился от бьющего в глаза солнца. Петр, уважая дневной свет, всегда приказывал поднимать белые французские шторы. Это было не очень хорошо для старинных картин на стенах в его кабинете, и произведения живописи повесили так, чтобы краски на полотнах не выгорали. На них были изображены главные события, участником которых являлся Петр. Были здесь и виды Петербурга, милые сердцу его основателя. Хозяин кабинета явно тосковал по своему времени!

Петр оторвался чтения и встал. Было видно, что он рассержен.

Виктор Александрович обратил внимание, что на столе книга Алексея Толстого «Петр Первый».

– Вы заняты? – деликатно спросил он, думая, что для разговора момент не самый неподходящий.

Петр отложил книгу, пожал руку Виктору Александровичу.

– Да вот, читал на досуге. Обо мне писано, токмо о себе, как о чужом, читал! Много врет, – ткнул он пальцем в книгу, – не так было! Начитался досыта!

Виктор Александрович удивился такой реакции и осторожно произнес:

– Алексей Толстой считается очень хорошим писателем. Он один из моих любимых. Мне кажется, что никто лучше него не смог описать Россию до ваших реформ и вашу жизнь. Но он ведь не жил в ваше время!

Петр скрестил руки на груди.

– Не жил! А врет складно! Вчитайся хорошенько – слюбится! Вот так и я. И злился, и бранился, а оторваться не мог! Пусть придет, покалякаем. Из каких же он Толстых? Не из тех ли, что мне служили?

Петр жестом показал Виктору Александровичу садиться и сел сам.

Президент опустился на стул.

– Если хотите, я попрошу найти информацию о родственниках писателя. А сам он уже не с нами, к сожалению. Умер еще до моего рождения… Петр Алексеевич, не удивляйтесь вопросу, – Президент замялся, – а как… там? За чертой жизни. Вы ведь один это знаете.

Петр откинулся на стул и почернел лицом.

– Ждал я этого вопроса. И от тебя, и от других