Он хорошо помнил клятву, данную им Ли Скорсби, и ему было горько нарушать ее, но все-таки он на это решился.

— Ты должен отправиться к лорду Азриэлу, — промолвил он, — и сказать ему, что тебя прислал Станислаус Грумман и что оружие, которое нужно ему больше всего на свете, находится у тебя. Нравится тебе это или нет, мальчик, но перед тобой стоит великая цель. Забудь обо всем остальном, каким бы важным оно ни казалось, иди и сделай это. Вскоре у тебя появится проводник: сегодня в ночи полно ангелов. Твоя рана заживет. Постой. Прежде чем ты уйдешь, я хочу как следует тебя рассмотреть.

Он нащупал во мраке свою сумку, вынул оттуда что-то, замотанное в клеенку, развернул ее и, чиркнув спичкой, зажег маленький жестяной фонарик. При его свете, сквозь гонимую ветром дождевую пыль, двое путешественников посмотрели друг на друга.

Уилл увидел горящие синие глаза на изможденном болезненном лице, упрямый подбородок, покрытый щетиной, которую не сбривали несколько дней, седые волосы и худое тело, сгорбившееся в тяжелом плаще, отделанном перьями.

Шаман увидел стройного мальчика, еще более юного, чем он думал, дрожащего от холода в рваной полотняной рубашке; на его измученном лице читались осторожность, смешанная с отчаянной решимостью, и ненасытное любопытство, — увидел его расширенные глаза под прямыми черными бровями, которые были так похожи на брови его матери…

И в их взглядах одновременно вспыхнула первая искорка какого-то нового узнавания.

Но в то самое мгновение, когда луч фонаря осветил лицо Джона Парри, что-то вылетело сверху, из тьмы, и он упал замертво, не успев вымолвить ни слова, со стрелой, пронзившей его больное сердце. Деймон-скопа мгновенно исчез.

Уилл сидел, ошеломленный.

Что-то мелькнуло на краю его поля зрения; его правая рука стремительно взметнулась вверх, и через секунду он уже сжимал в ней деймона — трепыхающуюся в ужасе красногрудую малиновку.

— Нет! Нет! — воскликнула ведьма Юта Камайнен и упала вниз следом за ним, тоже схватившись за сердце; она неуклюже рухнула на каменистую землю и забилась на ней, пытаясь встать.

Но Уилл подоспел к ней прежде, чем она сумела подняться на ноги, и приставил чудесный нож к ее горлу.

— Зачем ты это сделала? — крикнул он. — Зачем ты его убила?

— Я любила его, а он меня отверг! Я ведьма! Я не умею прощать!

И поскольку она была ведьмой, ее, конечно, не испугал бы обыкновенный мальчик. Но Уилла она боялась. В этом раненом мальчике было больше силы и угрозы, чем Юта Камайнен когда-либо видела в существе человеческой породы, и ведьма дрогнула. Она упала на спину, а он нагнулся за ней и схватил ее за волосы левой рукой, не чувствуя боли — только огромное, неописуемое отчаяние.

— Ты не знаешь, кто он был, — воскликнул он. — Это был мой отец!

Она замотала головой и прошептала:

— Нет. Нет! Неправда. Это невозможно!

— Какая разница, возможно это или нет! Главное, что это правда! Он был моим отцом, и мы оба поняли это в ту секунду, как ты его убила! Ведьма, я ждал всю жизнь и прошел весь этот путь и наконец нашел его — а ты его убила…

И он потряс ее голову, точно тряпку, и швырнул ведьму обратно на землю, так что она почти лишилась сознания. Ее изумление было едва ли не больше, чем ее страх перед ним, тоже немалый, и она приподнялась, оглушенная, и умоляюще схватила его за рубашку. Он отбросил ее руку.

— Что он такого сделал? За что тебе надо было непременно убить его? — воскликнул он. — Ответь мне, если можешь!

И она посмотрела на мертвого. Затем перевела взгляд на Уилла и грустно покачала головой.

— Я не могу объяснить, — сказала она. — Ты слишком юн. Ты не поймешь. Я любила его, вот и все. Этого довольно.

И прежде чем Уилл успел остановить ее, она мягко повалилась на бок, сжимая в руке рукоять ножа, который только что сняла с пояса и вонзила себе меж ребер.

Уилл не почувствовал ужаса — только горечь и недоумение.

Он медленно встал и посмотрел вниз на мертвую ведьму — на ее густые черные волосы и румяные щеки, изящные белые руки, мокрые от дождя, губы, чуть приоткрытые, словно для поцелуя.

— Не понимаю, — вслух сказал он. — Это очень странно.

Затем повернулся к своему мертвому отцу.

Ему перехватило горло; хлещущий дождь охлаждал его воспаленные глаза. Маленький фонарик мигал и вспыхивал, когда порывы ветра, задувая под плохо прилаженное стекло, трепали пламя, и в его свете Уилл стал на колени и положил руки на тело убитого, коснулся его лица, плеч, груди, закрыл ему глаза, убрал со лба мокрые седые волосы, прижал ладони к колючим щекам, закрыв отцу рот, сжал его руки.

— Отец, — сказал он. — Папа, папочка… Отец… Я не понимаю, почему она это сделала. Это так странно. Но я обещаю, клянусь: я выполню твою волю. Я буду драться. Если надо, я стану воином. Этот нож — я отнесу его лорду Азриэлу, где бы он ни был, и помогу ему сразиться с врагом. Обещаю тебе. А ты можешь отдохнуть. Все будет хорошо. Спи спокойно.

Рядом с мертвым лежали его сумка из оленьей кожи, клеенка, фонарь и маленькая костяная коробочка с мазью из кровяного мха. Уилл собрал их, а потом заметил отцовский плащ, отделанный перьями: его полы распростерлись по земле, тяжелые и намокшие. Отцу он был больше не нужен, а Уилл дрожал от холода. Он расстегнул бронзовую пряжку на шее мертвого, повесил на плечо сумку, а потом завернулся в мокрый, но еще теплый плащ.

Задув фонарик, он оглянулся назад, на смутные силуэты отца, ведьмы, снова отца — и, повернувшись, пошел вниз по склону.

Грозовой воздух был насыщен электричеством, и в завывании ветра Уилл различал какие-то непонятные звуки: неясное эхо криков и пения, лязг металла о металл, мощные удары крыльев, которые порой раздавались совсем близко, словно у него в голове, а через секунду доносились уже бог весть откуда, словно с другой планеты. Каменистая осыпь под ногами была скользкой от влаги, и идти вниз было гораздо труднее, чем подниматься, но Уилл не оступился ни разу.

Повернув в последнюю маленькую расселину, выходящую к тому месту, где он покинул спящую Лиру, Уилл внезапно остановился. Он увидел впереди, в темноте, две фигуры, которые стояли неподвижно, как будто ждали кого-то. Уилл взялся за нож.

Тогда один из неизвестных заговорил.

— Ты мальчик с ножом? — сказал он, и его голос странным образом напомнил Уиллу недавний шум крыльев. Обладатель этого голоса мог быть кем угодно, только не человеком.

— Кто вы? — спросил Уилл. — Люди или…

— Нет, мы не люди. Мы Наблюдатели. Бене элим. А на вашем языке — ангелы.

Уилл ничего не ответил. Говорящий продолжал:

— 8 У других ангелов другие задачи и другие возможности. Наша цель проста — нам нужен ты. Мы следовали за шаманом, не отставая от него ни на шаг, надеясь, что он приведет нас к тебе, — и мы не ошиблись. А теперь мы, в свою очередь, приведем тебя к лорду Азриэлу.