тогда по всей России одежды и обуви. День выдался серым и туманным, и нагие белые тела, лежавшие повсюду в гротескных позах, представляли собой незабываемое и ужасное зрелище. Раны на многих из них красноречиво свидетельствовали о страшной силе сразивших этих людей сабельных ударов. Многие из этих ударов были нанесены девятнадцати- и двадцатилетними юношами, которые в первый раз оказались в бою. Конечно, огромное значение для успеха атаки имел тот факт, что вели новичков отборные и очень опытные ветераны.

Этот успех оказал громадное влияние на боевой дух других донских казачьих частей – ведь до того момента все они уже несколько недель непрерывно отступали. В результате столкновения с казачьей «молодой гвардией» 19 февраля ⁄ 4 марта 23-я дивизия красных была полностью разбита, и остатки ее отошли на левый берег реки Донец.

Наша батарея приняла участие в бою тремя днями позже (22 февраля ⁄ 7 марта); это было столкновение с 16-й дивизией красных, которая примыкала к 23-й с севера. В тот день красные сумели удержать свои позиции, но понесли в ходе боя такие тяжелые потери, что ночью 16-я дивизия тоже отошла на левый берег Донца.

Таким образом, плацдарм, захваченный на правом берегу Донца IX армией красных, был полностью уничтожен. Вместе с ним исчезла и угроза Новочеркасску. Вскоре после этого наступила весна, на реках вскрылся лед, и на некоторое время разлившийся Донец образовал непреодолимое препятствие для любых попыток красных форсировать его.

Верховное командование красных начало передвигать свои войска на запад вдоль левого берега реки – готовить новый бросок на Дон через Донецкий угледобывающий бассейн, расположенный в верховьях реки Донец.

Эта задача потребовала значительного времени и дала командованию донских казаков необходимую передышку, позволив перегруппировать силы и встретить новую опасность. Нашу 1-ю дивизию тоже направили на запад готовить встречу. На этот раз перед нами была поставлена задача сдерживать противника на достаточно протяженном участке фронта.

В течение следующих шести недель вдоль всей линии фронта шли спонтанные, ничего не решающие боевые столкновения. Красные всегда превосходили нас численно и постоянно получали подкрепления, свежие, хотя и необученные. Они обычно предпринимали свои атаки днем и часто вынуждали нас отступать, зато ночью мы, как правило, отбрасывали их назад.

Наши дневные кавалерийские атаки имели успех в тех случаях, когда расстояние до противника по открытой местности было сравнительно небольшим, когда противника удавалось захватить более или менее врасплох и в результате обратить в панику. Но я видел однажды, как одна из наших конных атак, начатая слишком издалека, была остановлена и рассеяна продолжительным ураганным огнем. Точно так же наш собственный огонь нередко заставлял повернуть назад даже вражескую пехоту – помню один случай, когда за этим последовала наша контратака, которую я сопровождал в качестве передового артиллерийского наблюдателя. Мне пришлось увидеть вблизи, во что превращается станковый пулемет вместе с расчетом в результате прямого попадания нашего бризантного трехдюймового снаряда, – красные из пулеметного расчета были превращены в настоящее месиво.

В другой раз мы узнали, что к красным прибыл свежий пехотный батальон полного состава (около 1000 винтовок); батальон этот был расквартирован в селе на расстоянии примерно 4 миль от деревушки, которую мы удерживали силами всего лишь около 200 человек.

Было решено предпринять в ту же ночь превентивную атаку, причем с фронта эту атаку должно было осуществлять… мое полевое орудие! По плану наши разведчики должны были незаметно подобраться к красным постам и снять их прежде, чем караульные смогут поднять тревогу. Затем, за час или около того до рассвета, мою трехдюймовку предполагалось бесшумно подкатить вручную на пару сотен ярдов к селу, где расположились красные, – все металлические части орудия, способные звякать друг об друга, нужно было обмотать тряпками.

Тем временем вся наша пехота должна была занять позиции по обе стороны от села, расположенного в ложбине, и после первого выстрела моего орудия начать поливать село ружейным и пулеметным огнем. Наша кавалерия – около пятидесяти человек – должна была расположиться наготове позади села и перехватывать бегущих красных.

Как ни удивительно, все прошло без сучка без задоринки, как планировали. Мы не услышали ни звука, а разведчики уже вернулись и доложили, что все красные посты ликвидированы. В полной темноте мы медленно покатили свое орудие по направлению к селу, пока не добрались до назначенной точки. Ощущение было жуткое. Молча ждать в темноте всего с дюжиной казаков-артиллеристов и знать, что там, впереди, спит целый красный батальон – ведь если бы на нас набросился хотя бы десяток-другой красных пехотинцев, мы были бы ликвидированы в одно мгновение!

Наконец – а небо на востоке только-только начало сереть – светящиеся стрелки моих наручных часов показали, что пора начинать. Снаряд за снарядом стремительно понеслись сквозь тьму и начали взрываться, как мне показалось, совсем рядом. В селе вспыхнул пожар. Пламя осветило для наших пехотинцев с пулеметами поле боя и облегчило им прицеливание. Эта красная часть прежде не была в деле; проснувшись внезапно среди ночи от ужасного грохота и пожара, они запаниковали. Некоторые сразу ринулись в ту сторону, откуда не слышно было стрельбы, – только для того, чтобы их переловили по одному наши всадники; другие пытались укрыться в погребах и сараях, где их нашли с наступлением дня. Красная часть, обосновавшаяся в селе, была уничтожена практически целиком с минимальными потерями с нашей стороны.

Однако, как ни малы были наши людские потери в большинстве столкновений, в целом они были значительными. Кроме того, наши ряды косила болезнь, распространению которой еще больше способствовало недоедание. В этом угледобывающем районе практически не было местных продуктовых запасов, и нам приходилось целыми днями есть один только черный хлеб; его выпекали где-то в тылу. Часто, не успев еще добраться до передовой, он успевал ночью замерзнуть. Разрезав буханку, можно было увидеть внутри кристаллики льда. Те редкие случаи, когда нам удавалось добыть картошки и поджарить ее на подсолнечном масле, считались настоящими праздниками.

Большей части местных мужчин – а некоторым даже с семьями – удалось уйти из этой части угледобывающего бассейна на оккупированную красными территорию. Жить нам приходилось очень бедно, тесно и в жутких антисанитарных условиях. Было слишком холодно для того, чтобы встать лагерем в степи; офицерам и солдатам приходилось спать всем вместе вповалку на полу в крошечных домишках. Это, разумеется, способствовало распространению вшей и тифозной инфекции, которую переносили многие из этих насекомых.

Мама моя и при новой администрации в Новочеркасске продолжала добровольно работать в лазарете, что начала делать еще по