прикрытие, но единственной его задачей была, похоже, агитация за репатриацию[751]. За тот год, что он провел в Австралии, убеждая русских иммигрантов вернуться на родину, он не добился больших успехов, но по счастью его донесения об этой миссии с подробными описаниями состоявшихся встреч и бесед сохранились в российском архиве. Уникальность этого источника в том, что он дает совершенно иное представление об иммигрантах, чем доступные австралийские источники, и, в частности, фокусируется на объекте, в иных случаях остающемся практически неуловимым: на тех бывших ди-пи, переселившихся в Австралию, кто симпатизировал Советскому Союзу. Работа сотрудников бюро по репатриации состояла в том, чтобы выяснить, как живется перемещенным лицам в новой для них стране и насколько легко их убедить вернуться на родину[752].

Анатолию Гордееву был 31 год, ему выпала незавидная роль: нередко на него сыпались довольно колкие замечания со стороны людей, которых он пытался обрабатывать (муж одной из его собеседниц, насмехаясь над доводами Гордеева в пользу возвращения в СССР, заявил ему, что тот вообще не знает советской жизни, поскольку всегда жил в Москве)[753]. Даже его приезд в Австралию сопровождался комическим эпизодом. В ту пору прибытие океанского лайнера все еще вызывало живейший интерес, но в декабре 1951 года, когда к порту Мельбурна причалил «Оронсей», Гордеев попытался уклониться от расспросов журналистов и даже притворился, будто не говорит по-английски (но, как написали в The Age, его выдало с головой «почти безупречное произношение»). «Нервно теребя сигарету», он попытался улыбнуться в объектив фотокамеры, хотя для советского дипломата это выглядело неестественно. Как отметил журналист (возможно, не без иронии), Гордеев не потерял самообладания, «даже когда зажженная сигарета упала ему за шиворот пальто»[754].

С самого начала Гордеев, официально имевший должность атташе советского посольстве в Канберре, столкнулся на работе с большими трудностями. В последние годы вследствие роста напряжения в СССР крайне ухудшилась атмосфера внутри советских органов безопасности и в дипломатической среде, и, по идее, Петров и Гордеев не должны были по-свойски общаться друг с другом, ведь, хотя они и жили совсем рядом (в домиках на территории советского посольства на Бодлин-стрит, 6 в Форресте, пригороде Канберры), но работали на соперничавшие между собой ведомства. Отношения с австралийцами отравляла взаимная подозрительность: любые воспоминания о союзнической солидарности военных лет были нещадно стерты. С точки зрения правительства Австралии, СССР был врагом; в СССР считали так же. В переписке с Москвой сотрудники посольства иногда отмечали, что в пору холодной войны Австралия сделалась по отношению к ним даже более враждебной средой, чем США.

Одним из немногих в Австралии сообществ, где радушно принимали сотрудников советских учреждений, был Русский общественный клуб в Сиднее. Но даже там Гордееву не повезло: когда он появился, золотая пора контактов с Петровым и другими представителями посольства закончилась, и, похоже, ему намекнули, чтобы он держался от клуба подальше. Можно предположить, что приходил он туда относительно нечасто, обычно поздним вечером, и не вступал в общение ни с Клодницкими, ни с другими клубными знаменитостями вроде Бялогуского или Лидии Мокрас, которых хорошо знали Петров и консул Садовников. В отчетах, которые Гордеев посылал в Москву, он никогда не упоминал их имен, Августа Клодницкая, в свою очередь, не вносила его в список тех сотрудников советского посольства, с которыми ей доводилось общаться. Не было его и в списке Бориса Бинецкого, сменившего Клодницкую на посту председателя общественного клуба (хотя он встречался с Дмитрием Павловым, коллегой Гордеева, и с Янисом Платкайсом, со временем сменившим Гордеева)[755]. Так же было и в Мельбурне: хотя Гордеев не раз приезжал в этот город и искал там контактов с ди-пи, ему, в отличие от Петрова, не довелось пообщаться с наиболее известными деятелями русской общины, включая ее левое крыло (например, с Аркадием Васильевым и Джоном Роджерсом). Практически единственным контактом, который зафиксировали в ASIO, стало его посещение магазина братьев Косских (Kosky Bros.) в южном Мельбурне незадолго до отъезда, но, как оказалось, он заходил туда по сугубо личному делу – покупал шубы в подарок родным в России[756].

И все же, несмотря на ограниченный доступ, Русский общественный клуб был для Гордеева важным местом. Не будь этого клуба, ему пришлось бы разве что выслеживать тех иммигрантов, кто получал (перлюстрированные) письма от родственников из СССР, его личные контакты сводились бы к тем отчаявшимся одиночкам, которые сами приходили в посольство. Москва же хотела, чтобы Гордеев ездил в поисках перемещенных лиц по мигрантским лагерям и общежитиям в глубине страны (явно подозревая, что он предпочитал ходить по злачным местам и притонам Сиднея). Но он опасался ездить туда из страха перед провокациями (и вообще неясно, позволяли ли австралийцы ему как сотруднику посольства посещать лагеря мигрантов), а еще ему мешало отсутствие средств на поездки[757].

Тот мир перемещенных лиц, который Гордеев увидел в Австралии, очень отличался от мира, который позже нашел отражение на страницах «Австралиады» и других хроник русской общины. Гордеев встречал неприкаянных молодых людей, которым очень трудно жилось в Австралии, а до этого трудно жилось в Европе. Часто это были одиночки, или же их связывали мучительные узы с родными, вместе с которыми они приехали в Австралию, и они не были уверены в своем благополучном будущем[758]. В Русском общественном клубе Гордеев побеседовал с несколькими молодыми людьми, жившими в разладе с родителями, которых винили в том, что те добровольно покинули СССР и (или) потом не захотели репатриироваться из Европы. Двадцатилетний Георгий Марфутенко с Украины познакомился с Гордеевым случайно, когда оба провожали репатрианта из Сиднея, Якова Зеленского. По словам Марфутенко, его отец в период оккупации сотрудничал с немцами, а потом добровольно увез свою семью в Германию. Георгий окончил школу в Германии, а 22 января 1951 года вместе с родными прибыл в Мельбурн на пароходе «Фейрси». Никого из его родных, кроме него самого, не привлекала репатриация, и никому из них он не говорил о своих намерениях[759].

Марфутенко познакомил с Гордеевым своего друга Вячеслава Шинкевича (ему не было в ту пору и двадцати лет). Отец Шинкевича дезертировал из Красной армии, сотрудничал с немцами, а потом, пока война еще длилась, добровольно увез свою семью в Германию. После войны он уклонился от репатриации, «боясь ответственности за сотрудничество с немцами» (по словам сына). Когда мать Вячеслава умерла, отец снова женился, и у них с новой женой родились двое детей. Семья решила переехать в Австралию в рамках программы