И тут вижу, как к лавке несется кокер-спаниель абрикосового цвета, а следом идет Марина. Мне очень приятно её видеть, особенно сейчас. Но как вовремя она подошла! Теперь я улыбаюсь только ей.

У меня даже игра изменилась, как-то живее стала. Последний куплет пропел в таком же тонусе, как тогда, на дискотеке. И опять смутился, когда захлопали.

– Отлично! – воскликнул Савин-старший.

– А я говорил, – хихикнул Олег и тут же увернулся от отцовского подзатыльника.

– А кто эту песню написал? – спросил Тихомиров.

– Как кто? – опешил я. – Антонов написал, Юрий… который… «Море»…

Вопрос был написан на всех лицах. И тут до меня дошло – опять получилось как с «Зурбаганом». Ведь знаю много текстов песен, но спроси дату выхода любой из них… не скажу, только год, разве что. И ошибиться легко – все эти песни были для меня хитами восьмидесятых, и я никогда не задумывался о точной дате их появления. Нет, надо завязывать с эстрадным энтузиазмом или просто петь то, что просят, того же Шаляпина…

Ещё стоит посидеть и тщательно вспомнить год выхода хитов, чтобы потом опять в такие ситуации не попадать. Насчет песни пояснил, что первым в голову пришло:

– Как-то по радио транслировали, вот и запомнил. А вы разве не слышали?

Ясень пень – не слышали. Она, может, уже написана, только не озвучена или озвучена, но по центральным каналам не звучала. Надо линять, пока вопросами не завалили. Передал гитару Савину-старшему, но тот качает головой:

– Э нет, парень, ты так просто не отделаешься.

– Да-да, – вторят остальные, – ещё давай.

С тоской посмотрел на гитару, с угрозой на Олега, затем умоляюще на Марину…

Меня спас дядя Миша.

– Так, мужики, – сказал он, подмигнув мне, – отстаньте от парня, не видите, не до того ему. Кто там у нас последний остался? Месите домино, а Алексеич пока волну поищет.

Мужики заворчали и начали переворачивать фишки, а я шагнул к Марине.

– Здравствуй.

– Здравствуй, Сереж.

Кокер-спаниель выскочил из-за лавки, остановился напротив меня и отчаянно завилял своим маленьким хвостиком. Я присел и протянул руку.

– Привет, Чарли! Дай пять.

Тот тяфкнул и выполнил команду.

– Молодец! – Я пожал протянутую лапу, а затем почесал кокера за ушами. Пес замер от удовольствия, а потом, когда мы вместе с Мариной пошли к ее подъезду, Чарли принялся нарезать вокруг круги.

– Хорошая песня, красивая, – сказала Марина. – А сам сочинять не пробовал?

– Пробовал, но ничего не выходит. Пока получается вольный перевод зарубежных.

– Я думаю, у тебя получится. Обязательно. Только учиться надо. В музыкальной школе.

Ага, только консерваторий мне не хватало. Оглянулся назад. Мужики вновь домино дробят. Олега не видно, наверное инструмент домой понес. На нас никто не смотрит. Надо пользоваться моментом.

– Погуляем? – предложил я.

Марина задумалась только на мгновение.

– Погуляем, только Чарли домой заведу. Ему есть пора. Я на минутку. – И скрылась в подъезде.

По опыту знаю, что минутка у женщин понятие растяжимое, но даже и минуты не прошло, как она вернулась.

– Пошли? – Выпорхнула она из подъезда. – Давай к школе прогуляемся?

– Давай.

Когда мы вышли из двора, Марина взяла меня под руку. Немного прошли молча. Свернули на дорогу, идущую вдоль сквера.

– Ну как, отдохнул от лихого покорения вершин?

– Какого покорения? – от такого неожиданного вопроса Марины я чуть не споткнулся.

– Например – Лысого Горшка. – И смотрит так хитро, видно, что все знает, или почти все. И только теперь стало понятно, почему Савин плечо потирал.

– Олег рассказал? Вот ведь гусь! Бери такого в разведку!

– Ты правильно догадался, – засмеялась Марина, – только не обижайся на него, я с пристрастием допрашивала.

– Знаю я это пристрастие – руку за спину, кисть довернуть, лампу в лицо?

– Без лампы обошлась, но все выложил, как миленький.

– И что он рассказал?

– Как ты на гору взобрался, как от медведя бежали… – Марина улыбнулась, но тут же сделала строгое лицо и сильно сжала мой локоть, – и как в твоём спальнике Раевская и Смольнякова спали.

– Не виноватый я, они сами…

– Пришли, – закончила за меня Марина. – Вот и расскажи. В деталях.

Мы шли по дороге в сторону школы. Под щебетание птиц в сквере я рассказывал наши приключения на горе, сглаживая некоторые подробности. О том, как я штурмовал стену, Марина уже знала со слов Олега (вот ведь гад такой, мог бы про это промолчать). Поведал о соленом ужине, про концерт у костра.

– Жаль, мне папа не разрешил, – вздохнула Марина. – Что там за песня такая про алые паруса?

– Ты и это знаешь? – удивился я. Марина мило улыбнулась. Я пробормотал про себя ругательство по поводу длинного языка Савина, а вслух сказал:

– Эта песня «Зурбаган» называется. Дербенев и Чернавский написали.

– Не слышала. Споешь как-нибудь?

– Конечно, Марин.

– А что дальше было? Расскажи, как вы от медведя бежали?

Я улыбнулся, вспоминая те подробности, и начал рассказывать про наш ночной кросс.

– Страшно и смешно, – звонко засмеялась Марина.

– Неожиданное всегда страшно, – подтвердил я. – Я сначала решил, что ребята меня испугались, а потом… потом, мы ржали до коликов в животе.

– Я бы сразу со страху померла. Там, на горе. Но как я вам завидую, такие приключения! Главное – смешные…

– Ага. Самое смешное, что в действительности это был не медведь.

– А кто?

– Там корова паслась, ну та, что нам ещё по пути попалась, мы её с косолапым и спутали, с перепугу. Ребята, кстати, этого не знают.

У Марины смех заразен, да и вспоминая подробности, невольно смех разбирает.

Тут я ощутил пристальный взгляд. Как будто через прицел в спину смотрят. Обернулся – никого, улица пуста. На балконах дома тоже людей не наблюдаю. В самом начале улицы белая шестерка стоит, но не видно – кто сидит в салоне. Эта машина подъехала после того, как мы прошли. В сквере тоже тихо, только птицы тихо щебечут. Возможно, мне все показалось. Тут меня Марина локтем пихнула.