Не верится, что меня специально поджидали. Им еще собраться надо было. Наверное, тусовались тут недалеко, как всегда с куревом и пивом. Скорей всего, кто-то из этой компании увидел, как я с Мариной прогуливаюсь по дороге. Сбегал и сообщил заинтересованным лицам.

На лицах тех, кого я успел «обидеть», написана жгучая ненависть. Остальные смотрят с интересом, но доброжелательными их лица назвать нельзя. Что же наплели им, раз так все меня глазами сверлят?

Как и думал я, такая слава имеет две стороны медали. С одной стороны, всеобщее уважение, с другой… с другой – масса недоброжелателей и откровенных врагов.

Вот они, стоят и пока наблюдают. Чего-то ждут. Может, решают – что с девчонкой делать?

М-да, при таком количестве «оппонентов» самый лучший выход – делать ноги. Это и инструкторы по рукопашке рекомендуют. Никакой Джеки Чан не справится. Только в фильмах подобное происходит, а в жизни все гораздо жестче.

Но как бежать, если с тобой подруга? Стоит тихо сзади, и только подрагивающие руки на моей спине выдают её волнение.

– Марин, – говорю ей шепотом, – ты иди во двор. Мне с пацанами поговорить надо. Серьёзно.

– Сереж, они же тебя изобьют.

– Ну, это ещё постараться надо. – Шепотом оптимизма в голосе добавить сложно. И говорить, стоя к ней спиной, неудобно. Повернулся.

– Поверь, ничего страшного со мной не будет. – Я старался говорить спокойно. Глядя прямо в глаза. – Просто поговорю с ними и все. А если ты тут останешься, то у меня ничего не получится. Ты иди, не беспокойся.

Марина мне не поверила. Её глаза о многом говорили. В их уголках заискрилась влага, но она сдержалась и, пятясь к забору, смотрела на меня. Пацаны девушку пропустили и тут же замкнули круг. Облегченно вздохнул. И хорошо, что я теперь один. С оглядкой на прошлую жизнь, Марина получалась потенциальной заложницей. Вот теперь можно попытаться сбежать, хотя вряд ли выйдет. Может получиться только отход с боем и… некоторой отсрочкой подобной экзекуции, а она повторится, не сомневаюсь. И опять получается, что бежать нельзя. И шансов нет.

В прошлый раз мне просто повезло. Не знаю, как бы вышло на пришкольной аллее, не вмешайся Григорьев. А тут их почти в два раза больше.

«На медведя я, друзья, выйду без испуга! Если с другом буду я, а медведь без друга» – так в одной песенке поется. Я, получается, за косолапого, а напротив пятнадцать дружков! Впрочем, медведь опасен в любом случае.

Почему я так спокоен? Не знаю. И адреналин не бурлит как обычно, но он будет, как без него? Лишь бы не захлестнуло. А сердце греет то, что я прочитал по губам Марины, перед тем, как она ушла.

– Ну что, начнем толковать? – сказал я собравшимся.

Мое спокойствие и то, как я смотрел на них, похоже сбило пацанов с панталыку.

Но разговаривать со мной никто не собирался. Собирались просто бить, после чего мне прямая дорога в травм-пункт, это минимум.

Первым ко мне шагнул «меченый». Правильно я оценил его, как самого опасного. В драке я его не видел. На пацанском разборе он в грудь хорошо от меня получил, теперь, видно, хочет поквитаться.

Подняв руки, «меченый» прыгнул, выбрасывая правую руку вперед. Как он меня достал? Надо ж так умудриться – ударить одновременно двумя руками и в разные места. Фирмач отлетел, так же быстро, как и наскочил. Приложил он меня не хило, но и сам получил будь здоров, цацкаться я не собирался, бил со всех сил. В челюсть и по ребрам успел отработать. «Меченого» аж согнуло, а я и вида не подал, несмотря на жуткую боль в груди. Спокойно повернулся, так как двое, что сзади стояли, шагнули вперед.

– Отойдите. – «Меченый» поднялся. – Я сам.

Он потрогал разбитую губу, облизнулся, сплюнул и извлек из кармана… кусок велосипедной цепи.

М-дя, совсем хреново у него с головой. Цепью надо уметь бить. Именно уметь, иначе получается «обезьяна с гранатой». Тяжелая гибкая цепь инертна и опасна для самого хозяина. Если он промахнется по цели, то запросто себя огреет. А велосипедная цепь гнется в одной плоскости. Это дает мне шанс. Я даже улыбнулся. «Меченого» это разозлило, а злость – плохой советчик. Фирмач сделал два круговых взмаха и уверенно пошел на меня. Внимательно смотрю на его руку с цепью. От двух свистящих взмахов ушел легко, при этом следя за тем, как «меченый» сам уворачивается от цепи. На третий раз я шагнул в сторону и вперед. Левой рукой поймал его кисть и дернул вверх и от себя. Цепь, просвистев, смачно хлестанула своего хозяина. Я тут же перехватил цепь и рванул её на себя. Фирмач взвыл. Ну да, больно, руку и бедро… а нечего железками баловаться!

Цепь мне ни к чему, хотя могла бы помочь. Раскрутил и запустил её вверх. Она перехлестнулась в ветвях. Вот и отлично.

– Че стоите, мля! – чуть не плача крикнул «меченый».

Пацаны кинулись вперед.

Сначала они больше мешали друг другу. Но потом…

Удары сыпались со всех сторон. Я крутился, как мог, и сам бил, но на один мой удар тут же получал три. Уклониться или отбить не получалось. Даже скользящие удары стали отдаваться болью. Сбили с ног. Чуть согнулся и закрыл голову руками. Спина, бока тупо болели. Кто-то по горлу попал, чуть не задохнулся. Топтали жестко. Сознание выключилось взрывом в голове.

Не знаю, сколько я в отключке лежал. Где и что болит, уже можно не спрашивать. Болело все. В голове словно набат с частотой пульса бьёт, плюс однотональный звон в ушах, и сквозь все это слышу знакомый голос:

– Так-так, и что мы тут видим?

«Андрон с серьёзными людьми дела имеет, – сказал тогда Вершина. – Кто ты для него? Мелкота. Не будет он делом рисковать, можешь быть спокойным. Вот Макс да, на тебя очень злой».

Нет, Вершина, тут ты ошибся, не Макс на меня злой, а его старший брат. И видно очень больной на голову, раз опускается до мелкой мести младшему в два раза пацану.

– Поднимите его.

Меня подхватывают под руки. Кто-то хватает за волосы и поднимает голову. Вижу Андрея Михайловича Громина, собственной персоной. Рядом еще двое взрослых. Смотрят с напускным безразличием.

– Ну что, сученок, настал момент ответ держать? – Щерится бывший физрук. – Жаль, что Короткого пока не достать, но я настойчив и его достану. Пожалеет, что связался со мной.

А мне, как жаль, что меня держат за руки. Уж нашел бы силы в твою харю дать. Но… даже ответить не смог. Прохрипел только. Сильно мне по горлу попало.

– Что-что сказал? – склонился Громин, сжимая мои волосы.

Плюнул в его харю. Хорошо попал.

Голова от толчка мотнулась. Громин вскочил. Вытерся.

– …!

В последний момент увидел кроссовину. И отвернутся не смог. Все окрасилось в красный цвет.

– …! – шипел Громин. И я ощущал его удары красными вспышками в сознании, которое, как назло, не терялось.