Вот из маминой лаборатории в Хитанском центре магических исследований можно было даже эмблемы на форме стражей рассмотреть. Почетный караул пересчитать, перышки в платьях фрейлин поразглядывать… Но там, в лаборатории, у меня обычно хватало иных занятий, так что на чепуху я время не тратила. Там нам с Фиджем доставались самые вкусные крекеры и самые интересные книги «на усвоение».

– Завтра опять поедем в центр, – объявила с важным видом мизауру, коричневым клубком с несоразмерно большими ушами свернувшемуся на моих коленках. – Выпрошу у мамы что-нибудь о темной изнанке. Вдруг ты не самое главное исчадие в Эррене, мм?

В поле зрения пробралось что-то раздражающе розовое… И я резко задернула невозможную штору, отгораживая нас с Фиджем и томиком «Классификации миров по Сеймуру» от прочей зефироподобной комнаты. «Глазовыкалывательный» декор мама притащила вчера. Мы так крепко поссорились, что мизаур даже язвить на эту тему не решался.

– Ты меня до сих пор не простила, Эйвелин? – раздался голос по ту сторону шторы.

– Мам, повторюсь: это глупо выглядит. Мне уже не девять, – профыркала, удрученно понимая, что на новый виток споров меня сегодня не хватит.

Да и поздно: Долия расстаралась и уже все пространство упаковала в розовые кружева. Стыдно будет теперь звать в гости подруг из магшколы. Не то чтобы у меня их много было, но с таким кошмаром и те, что есть, разбегутся.

– Не спеши взрослеть, девочка моя. Не спеши, – кажется, она всхлипывала, хотя за мамой такого обычно не водилось. – Что бы они ни думали, а ты у меня еще слишком маленькая… для такого.

Она одернула штору, нашла ладонями мое лицо и подняла к себе. Всмотрелась пытливо в разгоряченные щеки и покрытый испариной лоб, ласково стерла мелкие соленые капли. Из-за гормонального взрыва в организме я теперь все время потела и постоянно хотела пить.

– Для какого такого? – нахмурилась, откладывая на подоконник «Классификацию».

– Для всякого. Вот, попробуй это. Должно купировать хотя бы на время… А при большой удаче – и навсегда, – она сунула мне в руки новый то ли тоник, то ли взвар, и я с опаской сжала губы. Предыдущий по вкусу и запаху недалеко ушел от сушеных дедовских носков. – Пей, Эйвелин.

Я послушно опустошила склянку, все еще ощущая вину за вчерашнюю истерику из-за глупого интерьера. Мама не желала признавать мое взросление. Дай ей волю, обложила бы куклами и раскрасками. Это было обидно и несправедливо, но не давало мне права орать на весь дом.

– Слишком, слишком маленькая…

Она смахнула слезу, и я в очередной раз подумала, что маму мою все-таки подменили. Вот те самые ученые с Сеймура, что пару лет назад подбросили нам зубасто-ушастую нечисть. С них станется!

Потому что кто-кто, а Лаура тэль Лаэль никогда не плакала. Не сюсюкала. Не покупала мне кукол и не упаковывала меня в рюши. Она всегда называла меня полным именем и общалась уважительно, как с коллегой по лаборатории.

Все время, кроме последней недели, когда она резко вдруг начала меня ощупывать, осматривать, нервировать… А еще поминать то блудливых гхарров, то Варха, хотя, как многие ученые, была ярой атеисткой. Даже прабабке нашей досталось, которая что-то там предвидела, а ей никто не верил.

– Мам, ты себя хорошо чувствуешь? – я наморщила лоб, поглаживая языком нёбо, окрашенное горечью нового тоника. – Из лаборатории не вылезаешь и будто вообще не спишь.

– Я потом высплюсь, – потрепала меня по голове. – Когда решу нашу небольшую проблему.

– Такая уж проблема? – сощурилась. – Я ж не монстр какой! Подумаешь, вымахала на полголовы за лето. Все-равно папе дышу в пупок.

– Не бывать такому в нашей семье, – возмущенно бубнила мама, не согласная с тем, что я не монстр и лечить меня не надо. – Мы ученые! А не эти… сумасброды… как их там… Все будет хорошо, Эйвелин. Я тебя им не отдам, ясно? Спрячу так, что вовек никто не найдет. Ничего не бойся. Ты вырастешь талантливым экспериментатором и будешь сама себе хозяйка. Сильная, смелая, свободная. Тебе ведь