— Я сейчас умру, — сказал Торваль, крупно дрожа.

— Терпи.

— Фира-а-а!

— Еще немного…

— Да-а-а… Да-а-а… О! Р-р-р-р…

А вот кусаться не дам. Победитель и спаситель получал сейчас заслуженную награду, от которой не смог отказаться. Тем более перед этим он отлично порадовал ласками меня. С пылом, достойным поощрения.

— Что это было? — сквозь тяжелое дыхание.

— Демонстрация тени того, что ты можешь получить. Хорошо?

— Небеса, я улетал. Ты ведьма.

— Знаю.

Сколько эмоций от простого петтинга. Надо же, такого красавца и никто раньше не связывал. Я осторожно сняла с глаз волка повязку. И поцеловала в теплые, жадные губы.

— Развяжи! Больше ты меня на эту уловку не поймаешь.

Удивительно, но меня впервые порадовало полное отсутствие в этом мире Интернета и, следовательно, прожженных соперниц. Как только я освободила волку запястья, он перевернул меня, счастливо обнюхивая и прижимаясь.

— Теперь я тебя свяжу… Будешь у меня часами связанной стонать. И настаиваю на помолвке.

И все-таки прикусил в сгиб шеи и плеча. Обдав знакомым томительным ароматом тимьяна.

Некоторые девушки мечтают потерять невинность только после брачных клятв. Я уважаю чужую позицию, но это не значит, что сама готова принимать непроверенный товар. Любовь любовью, а вдруг избранный, стесняюсь сказать, бревно? Или хуже того, слюну пускает на первой минуте? Торваль был хорош. До итоговой пробы мы еще не добрались, волк, видите ли, слово мне дал «не делать это до брака» и нарушать принципиально не будет.

Да бери свое слово обратно, я его не просила.

Торваль-Торваль. Ты моя вредина… Мы еще посмотрим, кто кого.

— Вить, а Вить…

— Не называй меня так, Фира.

— Ладно, Тотошка. Ай, перестань кусаться. Лучше скажи, почему ты так приятно пахнешь?

Мышцы под кожей реагировали на движение пальца плавными сокращениями. А на животе ощущались каменной твердостью. Его было приятно исследовать, поглаживать выпуклости и впадинки, наблюдать, как он живо реагирует, как срывается ранее ровное дыхание.

Мою шаловливую ладонь прихлопнула широкая мужская рука. Крепкие костяшки загорелых пальцев, ровные аккуратные ногтевые пластинки. Хорошо, что при обороте он сразу превращается в полноценного волка, а не обрастает по частям. Было бы обидно видеть, как эти мужские пальцы обрастают страшными когтями.

— Когда оборотень выбирает пару, он может впадать в состояние сильного эмоционального желания — гон. При обоюдном выборе для некоторых видов оборотней, например для волков, гон закрепит отношения навсегда. — Он прижал меня телом к кровати и навис сверху. — Люди не чувствуют гона, но некоторые — чувствуют запах.

— Ты начал на меня гнать на балу?

Торваль фыркнул.

— Сорвался как юнец. У совсем неопытных случаются такие неконтролируемые связи, когда реагируешь ярко, и все доводы рассудка вдруг срывает волной, тяга становится непреодолима. — Он потерся кончиком носа о мой нос. — Я просто с ума сошел, когда поцеловал тебя в библиотеке, такую горячую, искреннюю, мягкую…

— То есть ты не влюбился с первого взгляда, когда увидел меня на вокзале? — возмутилась я.

— В тебя — нет, но к отдельным твоим частям — точно испытал интерес.

Виктор с удовольствием вдохнул и нырнул лицом в грудь, с упоением рыча.

Вот ведь. Погладила буйну голову увлекшегося гонщика.

— Эй, капитан! Но я-то гона не испытываю. Значит, полной зависимости у нас не будет?

Он поднял улыбающееся лицо с шало блестящими глазами. Даже представить не могла, что эти вечно холодные надменные черты способны приобретать такой расслабленный вид. Торваль как будто сбросил лет десять, вместе с заботами, напряженными мыслями, вечной клановой ответственностью.

— Ты будешь чувствовать все острее, но со временем мой запах станет для тебя главным. Ты привыкнешь ко мне, Фира.

Приехали. Если я сейчас правильно его поняла, то становлюсь наркозависимой от волка, причем без встречной связи с его стороны. Вот почему он был так самоуверен, сообщая батюшке, что «решит вопрос» моего к нему отношения. Я отчаянно забрыкалась, пытаясь скинуть его с себя и спокойно подумать.

Меня ласково, но твердо прижали к кровати. Волк зубасто улыбнулся.

— Надень на меня браслеты, Фира, и мы будем квиты. Вместе. Навсегда. Ты зря сопротивляешься. Я не могу пойти против природы волка, а он тебя обожает и хочет в полное владение.

— Передай своему паршивцу, если будет давить на меня, я ему устрою цирк с конями. Так призову, что это он у меня будет в полном владении, еще попрыгает с тумбы на тумбу.

— Без коней мы обойдемся, тебе понравится. — Торваль хохотнул. — А волк у меня доминантный собственник, выздоровеет — еще наиграешься с ним. Заставил приставить к тебе Дика и был прав, а то бы я не нашел тебя у Хоффа.

Я все-таки ухитрилась вывернуться и ужом слезла с кровати. Аромат зверя туманил мысли и мешал нормально сосредоточиться, а сейчас я хотела хорошенько подумать.

Значит, за мной следили. Вот так вот, Фирочка, попала в лапы к местному «хозяину жизни», будешь теперь под колпаком с утра до вечера.

Виктор перевернулся на спину, закинул руки за голову, демонстрируя впечатляющие линии тела, сразу сбившие мне дыхание. И с удовлетворенным прищуром залюбовался, как я мечусь по комнате.

— Еще минуту так побегаешь, и я начну догонять. Может быть, пропустим обручение и начнем сразу со свадьбы?

Вот кобель, привязывает меня наркотиками, опутывает обязательствами, гон у него с первого поцелуя, ищейку ко мне приставил. А я — только жить начинаю, мир хочу посмотреть, выучиться нормально. Без пятерых детей один за другим, которые, чую, с таким интересом Торваля к владению мной, не за горами. Следил, значит…

— Дик? Но у Хоффа я его не видела.

— Его Альберт прямо на подъездной дорожке Фистов ударом по голове вырубил. Когда я нашел его, в беспамятстве, с раной на затылке, сразу понял, что ты в беде. Пришлось трансформироваться в волка, чтобы лучше твой запах чувствовать. На Соловьиной улице след потерялся, Альберт там какую-то дрянь распылил. Но смотрю — навстречу кот бежит, воет как шальной. Так и нашел тебя. А Дик в себя пришел, даже в полицейский участок ругаться ходил. Требовал, чтобы ему Альберта «дали на пять минут».

Про бой в доме я уже была наслышана. Кот мог его рассказывать по двадцать раз на дню. Причем с каждой следующей версией история обрастала деталями и героическими подробностями участия Духа в «эпицентре борьбы».

Оказывается, бутыль с ядом, заготовку Альберта для отравления моей семьи, которую он разбил о нападающих, Дух почти всю «принял на себя», упал «как сломанная былинка» врагу под ноги, но имел силы «сделать решающий укус в пятку», а спас врага только ботинок грубой кожи, «делают же зачем-то такую толстую обувь, чуть зубы там не забыл».