одеты в темно-синие туники, на ногах сапоги до колен, золотые пряжки отполированы до зеркального блеска. Стражи повсюду носят с собой копья, как никогда готовые кинуться в битву… а я, как никогда, готова, чтобы они оставили меня в гребаном покое.

Дело в том, что они совершенно не умеют ходить тихо и скорее привлекают опасность, чем ее отпугивают, когда за мной таскаются.

Я больше не могу шнырять где хочу и спокойно заниматься своими делами. Каждый мой шаг теперь под надзором. Даже когда я справляю нужду, стражи стоят едва ли не вплотную к двери уборной.

Я вздыхаю, разглядывая бутерброд в промасленной бумаге, который мне вручила Кухарка. Вручила с вымученной улыбкой, и глаза ее остались холодными. Это лишь добавило соли на мои раны.

– Вкусно? – интересуется Вант.

– Ты бы знал, если бы не обидел вчера Кухарку замечанием о том, что телятина была сыровата, – говорю я и получаю в ответ лишь невнятное ворчание, которое приносит мне большее удовлетворения, чем стоило бы.

Обычно в это время я завтракаю с Бейзом, и мысль свинцом ложится на грудь. Прошло уже несколько дней с тех пор, как я показала ему настоящую себя, но я никак не могу заставить себя с ним встретиться.

Никаких завтраков, обедов, ужинов, тренировок…

Ничего.

Бейз прекрасно знает, каких усилий мне стоит принимать себя. Я изливаю на него свое отчаяние каждое утро. Все это время ублюдок держал в руках противоядие, но предпочитал его не использовать.

Настоящие друзья так не поступают.

Охранники негромко обсуждают, как им не терпится вернуться на Юг, и я, откусывая от бутерброда, предчувствую, что сейчас спросит Вант.

– Мы вроде должны были отплыть вчера, разве нет?

– У меня осталось еще несколько дел, Вант. Я очень занятая особа, знаешь ли.

Не утруждаю себя рассказом о глубоком страхе пересечь Черту безопасности, совершить прыжок, от которого я намерена увиливать всеми возможными способами, пока они не иссякнут. Меня пока не выставили за ворота, и я надеюсь, что Кайнон отправит свои корабли до моего прибытия, даст мне еще немного времени на то, чтобы выбраться из скорлупы.

– До сих пор, – заявляет Вант, сжимая узкую переносицу, – ты занималась только тем, что рвала цветы, сажала цветы, обдирала кору с дерева, обрезала у ежевики все шипы, собирала камни, доставала садовника за то, что он выполнял собственную работу, счищала мох с валуна, выдергивала грибы из кучи конского дерь…

– А кстати! – перебиваю я Ванта, роясь свободной рукой в сумке. – Те грибы нужно заготовить, но сначала наберу термальной воды из Луж. Держите кулачки, чтобы у меня завалялась пустая банка, иначе придется быстренько сгонять вверх по Каменному стеблю.

Стражи хором стонут.

– Нашлась! – объявляю я, размахивая банкой, а потом запихиваю ее и остатки завтрака обратно в сумку, к камню, который закончила ранним утром, когда мне не спалось.

Про себя я улыбаюсь.

Камень – идеальное дополнение к моей стене, финальный аккорд там, где я могу дотянуться. Моя опора среди вихря незаконченных дел.

Этому камешку место дома, но я не могу его установить, пока за мной таскаются эти двое и везде суют свои носы.

Я закрываю сумку, вешаю ее на плечо и поднимаюсь.

– Мы опять куда-то идем? – спрашивает Каван, лениво приподнимая бровь.

Вант пытается подавить зевок.

Отлично.

Я таскала их туда-сюда задолго до восхода солнца, вверх-вниз по Каменному стеблю, чтобы забрать намеренно забытые вещи. Даже заставила перетаскать в башню камни, на которые давно засматривалась, но сама не могла унести.

Никогда еще не слышала, чтобы двое взрослых мужчин так много ворчали.

Мне бы вести себя с ними повежливее, но взгляды, которые они на меня бросают, когда думают, что я не вижу, взрастили во мне едкое семя.

– Да. Все время надо куда-то идти, что-то делать. Уверены, что не хотите… посидеть пока? Сама сбегаю, а на обратном пути вас прихвачу. Могу принести похлебки, которую готовят для слуг.

Стражи отталкиваются от дерева, одинаково недовольно вздыхая.

– Мы с тобой.

Да чтоб вам провалиться.

– Чудесно, – вру я, сверкая улыбкой.

Впрочем, она тут же сползает с лица, стоит мне повернуться к деревянной двери в стене и рывком ее открыть.

Стражи успешно липнут ко мне, словно банный лист, но и у меня есть кое-какое замечательное преимущество…

Я знаю замок, как должна знать свои пять пальцев.

Южане – нет.

Я крадусь темным коридором, в котором нет окон, – только редкие факелы взрезают мрак клочками света. И коридор этот особенный, в нем полным-полно секретов. Именно поэтому я невкусно завтракала именно там, у дуба.

Если свернуть вон в ту маленькую дверь слева, то попадешь окольным путем к Лужам. А если подняться по лестнице справа, которая почти вертикально устремляется ввысь, то каким-то образом окажешься на кухне, расположенной под землей.

Следуй неприметным переходом, от которого тянется окутанное темнотой ответвление – по которому я и крадусь, – и вынырнешь посреди Перепутья, где не успеешь глазом моргнуть, как свернешь не в ту сторону.

Расплывшись в улыбке, я вдруг срываюсь с места, мчусь вперед по извилистому коридору так, что свистит в ушах. Перед крутым поворотом припадаю спиной к стене и жадно прислушиваюсь.

Шаги стражей громыхают далеко позади. Улыбка становится шире.

Неудачники.

Снова бегу, выбирая темные боковые туннели и лестничные пролеты, несколько раз возвращаюсь по своим же следам – вдруг у южан достаточно острое обоняние, чтобы выследить меня по запаху. Наконец, удостоверившись, что окончательно оторвалась от стражей, я спешу по хорошо освещенному коридору, и позади меня нет ничего, кроме благословенной тишины.

Возможно, я больше никогда не увижу Ванта и Кавана, но сейчас в моем сердце не найдется ни грамма сочувствия.

Мне бы насторожиться от этого внезапного осознания. Очередная деталь в растущей груде свидетельств, на которые я упорно закрываю глаза…

Я теряю себя.

Я иду, зажигая факелы, окутывая рисунки золотистым светом, в котором одни элементы начинают проступать, а другие, наоборот, углубляются в скалу.

Когда я впервые наткнулась на этот коридор, желание украсить его нахлынуло столь мощно, что я не сумела удержаться. Он был темным, спрятанным от всех, заброшенным.

Уединенным.

Я начала рисовать по одному камню зараз – фреску из десятков, сотен, а потом и тысяч обрывков шепотов, связанных воедино.

Глаза цвета морской глубины, серебряный меч с украшенной цветами рукоятью, наполовину съеденная мраком луна, грозовые облака над увядшим растением, горящее дерево, оловянные чешуйки, отражающие свет.

Остановившись, провожу рукой по рисунку бутона белой розы,