Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сама рисуешь?
– Да.
Кайнон берет один камень, взвешивая в руке, – образец, который я сделала перед тем, как нарисовать подарок для Кая. Остров из зазубренных хрустальных шпилей посреди пустого океана. Маленькие птички в небе, конус гейзера, с которого стекает вишневая река.
Каин кивает, и в его глазах отражается что-то вроде благоговения.
– Я знаю остров, точно такой же. Место, которое я часто посещал с отцом… до того, как он скончался.
Слова тяжелы, скорбь сгущает краски, задевает струны моего сердца.
– Сожалею о твоей утрате, Кайнон.
– Это было давно.
Принимаюсь расплетать косу, чтобы занять руки.
– Ну… можешь взять камень себе, если хочешь.
Жду, что Каин скажет «нет». Не принято, чтобы женщина дарила что-то обещанному взамен на куплу, но в наших странных обстоятельствах… это кажется уместным.
– Уверена? – спрашивает Кайнон, баюкая камень в пальцах так, словно он вот-вот разобьется.
– Конечно.
На сильной шее дергается кадык, в уголках губ появляется улыбка. И, убрав подарок в карман, Каин возвращается ко мне.
Я смотрю в окно, расчесывая волосы пальцами, и он оказывается совсем рядом. Подняв тяжелую завесу прядей, Каин разделят их на три части, а потом плавными, точными движениями начинает плести косу набок.
Спина цепенеет, сердце екает от незнакомых прикосновений.
Наблюдаю, как работают его руки, и проходит добрая минута, прежде чем он наконец заговаривает:
– Я должен вернуться в столицу Бахари. Получил срочного спрайта, корабль отплывает со следующим приливом.
Его тон ровный. Непоколебимый.
Внутри меня что-то свивается кольцами, словно змея, готовая напасть.
– И?
– Ты меня сопровождаешь.
Это не вопрос.
Кровь отливает от лица. Вся башня, клянусь, начинает покачиваться.
Я не готова.
– У-уже? – заикаюсь я, сердце бешено колотится, мысли путаются.
Как же Шэй? И Кай? А кто будет поливать мои растения? Не уверена, что могу хоть кому-то доверить их жизнь.
Украдкой бросаю взгляд на ткань, к которой прикасался Кайнон.
Выпуклость, которую она скрывает.
Моя стена в Шепоте не закончена. Я еще даже не измельчила откупные колокольчики, не сделала проклятую краску, потому что слишком замкнулась в своей голове.
– Уже, Орлейт.
Уведомление о выселении падает мне на колени тяжелым камнем.
Смотрю в окно, жду, когда обрету дар речи.
Кайнон хватает меня за подбородок, поворачивает к себе.
– Ты носишь мою куплу. Ты – моя обещанная. Я знаю, тебя здесь… укрывали, но жить под крышей другого мужчины неприемлемо. Особенно когда эта крыша принадлежит другому верховному владыке.
– Я все понимаю, – бормочу я, глядя на упомянутую куплу.
Кандалы или путь на свободу из клетки, о своем заточении в которой я даже не догадывалась? Не знаю. Я больше ничего не знаю. Трудно отличить правду от лжи, когда бо´льшую часть жизни проводишь под покровом кожи, которая тебе даже не принадлежит.
Я уверена лишь в том, что у меня перед глазами. За что я всегда цеплялась. То, что всегда держало меня на плаву…
Круги, которыми я хожу.
Осталось сделать еще несколько оборотов, и, если я уеду до того, как их пройду, все развалится. Мир сойдет с оси.
– Не могу.
Кайнон приподнимает бровь карамельного цвета, напрягает желваки.
Его руки замирают.
В глазах мелькает что-то, от чего я чувствую себя совершенно беззащитной.
– Пока не могу, – быстро добавляю я, растягивая губы в улыбке. Надевая маску поверх маски. – Есть дела, их сперва нужно закончить. Это важно.
Для меня.
Кайнон срывает ленту с моего запястья и перевязывает косу, затем отстраняется и отходит к западному окну, откуда виден залив. Срывает засохший листок с одного из саженцев магнолии, роняет его на пол.
– Ты здесь увядаешь, Орлейт. Со стороны это очевидно.
Слышу, как Бейз прочищает горло, и у меня вспыхивают щеки.
Интересно, сколько из нашего разговора узнает Рордин. Не все ли ему равно, что кто-то проявляет к моему благополучию столь живой интерес, или его больше заботит утрата запаса крови на ножках.
Уставившись в пол, я сплетаю пальцы…
Да, я увядаю, но лишь с тех пор, как обнаружила, что Рордин все эти годы мне лгал. С тех пор как он сказал, что делал это лишь из-за обещания, данного умирающей женщине. И я поняла: я просто обуза.
Заноза в боку.
– Значит, тебе нужно больше времени? – спрашивает Кайнон, вырывая меня из плена мыслей.
Он готов искать компромисс, а я не привыкла к такому обращению.
Поднимаю лицо, пытаюсь найти в себе внутренний стержень.
– Да.
Каин сжимает подоконник до белых костяшек, и на мгновение мне становится страшно, что он откажет. Но он поворачивается с долгим вздохом, приподнимает уголок рта в мягкой улыбке, показывая на щеке ямочку, которая мне начинает нравиться.
Он очень красив. Очень мужественный, уверенный, неотразимый.
Вынужденный союз мог быть куда хуже.
Каин снова сжимает поводок моей косы.
– Два дня, Орлейт. Не более.
Сердце ухает в пятки.
Едва ли такое можно назвать компромиссом…
– Я оставлю корабль и двух стражей, которые доставят тебя на мою территорию, когда ты… – Кашлянув, Кайнон оглядывается. – Завершишь свои дела.
Стараюсь не обращать внимания на бормотание Бейза.
– Очень… – Смешно. – …великодушно с твоей стороны, – говорю я с улыбкой.
Каин тянет меня за косу, заставляя наклониться, подставить ухо под горячее дыхание.
– Выкорчуй корни. Отсеки, если понадобится. Здесь тебе не место. – Он отпускает мои волосы и разворачивается. – Два дня. Или жди в сопровождение целый флот.
Молча разеваю рот, когда Кайнон выходит за дверь, не оглянувшись.
Что за нелепое заявление? Может, пытается произвести впечатление этими своими корабликами. Либо считает, что угроза поможет выцарапать меня из башни.
Все, чего он добивается, это желания ему врезать.
Его шаги затихают, а я наконец расслабляюсь, прижавшись щекой к прохладному стеклу, и смотрю на лес далеко внизу.
Отсюда, сверху, он похож на покрывало из мха, мягкое и манящее, по сравнению с острыми гранями замка Нуар. И все же я здесь, гляжу на деревья так, словно они вот-вот разинут пасть и поглотят меня.
– Входи, – бормочу я без эмоций.
Тяжелые шаги приближаются, замирают на небольшом расстоянии.
Даю гневу закипеть, разгореться бурным огненным штормом, отстраняюсь от стекла – и меня тут же обжигает испепеляющий взгляд Бейза.
– Чего? – вскидываю я голову.
– Сама знаешь чего, – выплевывает Бейз, расставляя ноги шире, будто готовится к схватке на мечах. – А как же твои тренировки? Как же твоя жизнь и все, кто о тебе заботится? – Он сжимает кулаки, костяшки белеют. – Те, кто скорее умрут, чем позволят тебе снова превратиться в молчаливое дитя, которое не умеет улыбаться?!
Сверлю его свирепым взглядом, затем качаю