— Хорошо! — легко согласилась девушка.

Она согласилась бы с чем угодно, только бы он по-прежнему оставался в ее жизни. И пусть их встречи не будут частыми, не важно. Главное, знать, что он снова с ней.

Мира верила Самарину. Верила, несмотря на то, что все последующее мало напоминало прежние отношения. Короткие, редкие, торопливые встречи не приносили никакого удовлетворения, но и их она ждала с нетерпением, но и им была рада. А он будто избегал ее, не искал ее взгляда, не стремился остаться наедине.

Все чаще Вадим пропадал в администрации. Не раз и не два, заходя по каким-то делам к начальнику, Мирослава заставала его в приемной, у стола секретарши, с которой он всегда о чем-то оживленно болтал и смеялся.

Часто она замечала, как эта самая секретарша в течение дня сновала туда и обратно от приемной к офису заместителя начальника по технической части. И надолго задерживалась у него. Безусловно, по рабочим вопросам, которые, разумеется, куда важнее того, чем в «Береге роз» занималась Мира.

Начальнику понадобилась секретарша, умная и представительная. Так на базе отдыха появилась Лина Владимировна. Высокая, статная женщина с роскошной копной русых волос и с пышными формами. Она была далеко не юна и отнюдь не красива, но сей факт ее нисколько не смущал. По территории новая секретарша ходила неспешной, плавной походкой, гордо вскинув голову. Имелись у нее муж и ребенок, и жила она там же, где и вся местная «знать».

Мира не знала ее. Зато Лину Владимировну неплохо знал Самарин.

И скоро в «Береге роз» о них заговорили.

До Миры не сразу дошли слухи, и не сразу она смогла поверить в них. Но слишком уж странно вел себя Вадим, и девушка при всей своей слепой любви и безоглядной вере в него, скорее почувствовала, чем поняла, что у него действительно другая женщина. Вадим стремительно отдалялся от нее, Мира же не могла, не знала, как удержать его и вернуть все в прежнее русло. Как ни старалась, какие бы усилия ни прилагала, ему, казалось, уже ничего не нужно. Самарин не приходил, когда Мирослава приглашала его, не отвечал на смс, в которых она признавалась, что соскучилась. Вадим держал ее на расстоянии, которое с каждым днем увеличивалось, но лишь настолько, насколько Самарин допускал. Был ли у него роман с Линой или нет, Миру совсем отпускать он не спешил. Отдалял от себя, толкая в пропасть, но на самом ее краю, когда Мирослава уже вот-вот и сорвалась бы, хватал за руку и тянул к себе. И она снова оказывалась в его объятиях, целовала, обнимала и, заглядывая в его глаза, забывала и прощала ему все на свете, самонадеянно веря, что нужна ему, нужна, как прежде…

Какое удовольствие в этой игре находил Самарин и зачем ему это понадобилось, он не знал и сам. Его отношение к Мире изменилось в тот момент, когда начальник ткнул его в «грязь лицом». Он словно очнулся, как от наваждения. Когда сказал Мире, что между ними все кончено, то так и думал. Однако в тот момент ее не было рядом. А когда она снова появилась на базе отдыха, он не мог избежать соблазна и, поддавшись порыву, позвонил ей, чтобы потом в соблазне же ее и обвинить, как бы наказывая ее за свою слабость. Вадим отдалял Миру от себя, и ему казалось, что у него получается жить и не думать о ней, не вспоминать, не хотеть… Но она снилась ему, и он просыпался среди ночи с желанием обладать ею.

Она была не такой, как все предыдущие его женщины. Мирослава была особенной, единственной, кто сумел коснуться его сердца. Вот только сейчас это уже ничего не значило для Самарина. Он унижал ее, причинял боль и понимал: такой, как все его предыдущие женщины, она не станет никогда. Но если Вадим поступал так, как поступал, в силу каких-то своих соображений, осознанно и целенаправленно, Мире что-либо объяснять не собирался. Девушке приходилось, отталкиваясь от его поступков, самой делать какие-то выводы, и они выходили отнюдь не радужными и оптимизма не прибавляли. Лишь причиняли боль, сдавливая горло обидой. Однако она терпела и ждала его. Ничего другого, в общем-то, не оставалось. Мире было тридцать, казалось бы, все еще впереди, а ей все чаще думалось — все уже позади. Счастье ускользало от нее, терялось в дымке лет, оставалось за спиной бесплотными воспоминаниями. Оглядываясь растерянно по сторонам, Мира пыталась за что-то ухватиться, удержаться, делала шаг и ошибалась, снова ошибалась…

Так уж выходило, что любовь и разлука, радость и боль, встречи и расставания шли в ее жизни рука об руку.

А ведь ей никто и никогда не нужен был, кроме Самарина, и она знала, чувствовала, что так будет всегда, до конца дней. Но как заставить его изменить отношение к ней, сделать так, чтобы только она одна существовала для него?.. В глубине души Мира понимала, что время для откровенного разговора безвозвратно ушло. И продолжала терпеть и молчать.

Сидя на качелях в саду, Мира неторопливо раскачивалась, погруженная в невеселые мысли, и не замечала, что солнце, выглянувшее с утра, спряталось за облака, небо нахмурилось, стал накрапывать дождик. Аромат зацветшей у реки черемухи витал в воздухе.

Весеннее буйство природы — закаты, рассветы, серебряные росы и гомон птиц не радовали девушку. Наоборот, хотелось закрыться, укрыться с головой, спрятаться от весны, заставляющей острее, чем когда-либо, ощущать одиночество и тосковать по человеку, который никогда не станет частью ее жизни.

К дому подъехала машина, заглох мотор, хлопнули дверцы.

Не останавливая качелей, девушка легко соскочила на землю и пошла ко двору по траве.

Сердце ни на миг не дрогнуло, не возникло мысли, что, возможно, это приехал Вадим. Подобные надежды и мечты давно не посещали Миру.

Подул ветер, и девушка, зябко поежившись, стянула обеими руками кардиган на груди.

Такой и увидел ее Гарик, войдя во двор.

В шифоновом платье, украшенном нежно-розовыми букетиками цветов, и белом кардигане, стянутом на груди, в высоких ботинках, она шла, глядя исключительно себе под ноги, а ветер раздувал тонкий шифон и играл с распущенными белокурыми волосами.

У Юрьева перехватило дыхание и тоскливо сжалось сердце. Мира была прекрасна. Годы и беды как будто не властвовали над ней, даже, наоборот, делали краше и притягательней.

Гарик сунул руки в карманы куртки и отвел глаза.

Как же он ее любил! И если бы она только пожелала, даже звезду для нее достал бы!

Но Мирослава не нуждалась в звездах, да и в самом Гарике тоже, как бы он ни старался и что бы ни делал. Она никогда не жаловалась. И никогда не пожалуется, особенно ему и Степику, да и Андрею тоже, как бы ни было плохо.

Мира вышла из сада во двор и остановилась в нескольких шагах от Юрьева. Заглянув ему за спину, удивилась, не увидев Степика и Андрея, и подняла на Гарика недоуменный взгляд, не понимая, зачем он приехал.

Мирослава не видела их с того дня, как столкнулась с Самариным на катке. Тогда, не простившись, она уехала в Старые Дороги. А мужчины, то ли обидевшись, то ли наконец смирившись, больше не появлялись на пороге ее дома. Покончено было с огромными пакетами продуктов, с желанием ее подкормить, с заботой и опекой, ненавязчивой, конечно, но все равно ощутимой, от которой девушке становилось не по себе и хотелось сбежать. Они даже не звонили, и Мира не знала, радоваться ли ей или огорчаться.